Призвание миротворца

— Да, Никта, я миротворец. И как миротворец, могу тебя заверить: этот поединок не принесёт ничего хорошего. На меня будут смотреть, как на убийцу, который пытается оправдаться. Разве так доказывают свою правоту? Если я одолею эту чародейку, пусть даже бескровно, разве она признает, что я невиновен? Или затаит на меня ещё более жгучую злобу? А если я поддамся и проиграю, то, согласно дурацкому поверью, получится, что я и есть убийца…

— Что за жалкий лепет, Маркос?! — ощетинилась вдруг хранительница. — Что с тобой случилось, миротворец? Кем ты стал? Неужели одна рана от солимского копья так тебя изменила! Ты что, испугался? Твоя присяга… обещания… Там, где обида, сеять прощение… там, где вражда, сеять мир — куда исчезло всё это?! — в голосе Никты послышался надрыв, Марку показалось, что она сейчас расплачется.

— Я был бы рад помочь примирению ваших племён, — произнёс он тихо. — Но не могу.

— Ты не хочешь, — она бросила ему в глаза горький взгляд, полный укора. — Не хочешь, потому что ищешь лёгких путей!

Быстрыми шагами хранительница пошла прочь.

— Никта, погоди! Давай что-нибудь придумаем…

Хранительница остановилась, устремив на него яростный взгляд ярко-синих глаз.

— Волей Всевышнего наши судьбы оказались переплетены, Маркос. Я ждала тебя три года, веря, что ты непременно вернёшься. Вернёшься, чтобы сотворить ещё одно чудо. Но, похоже, я обманулась. В Каллирою вернулся другой Маркос… Завтра в полдень я буду ждать тебя наверху. Если ты не придёшь, то вечером я отведу тебя в твой лагерь наёмников. И на этом наши пути разойдутся.

Второй раз Марк окликнуть её не успел. Хранительница умела уходить быстро и неуловимо.

* * *

Вельму трясло. Капюшон скрывал её лицо, но она не могла скрыть дрожь в непослушных руках. Поднимаясь на помост, откуда вела лесенка на титановое дерево, она оступилась и чуть не упала. Бойкая и ловкая Таллита, юная чародейка клана и наследница Дальмара, вовремя её подхватила.

— Лихорадка усилилась. Тебе лучше отказаться от поединка, — мягко по-матерински сказала Хозяйка Леса за спиной.

— Глупости! Как только выберемся наверх… как только… всё пройдёт! — отрывисто ответила чародейка.

— Вельма, не обманывай ни меня, ни себя. Ты ведь уже однажды болела этой болезнью.

Чародейка учащённо дышала. Даже слова отнимали у неё множество сил, а жар всё усиливается.

— Я слегла от неё, когда ехала к отцу в Амархтон. Из-за неё я не успела застать отца в живых… Будь проклят колдун, наславший её! Как он ухитрился повторить это здесь, в сельве?

— Сейчас это неважно, Вельма. Важно то, что ты не можешь сражаться. Надо отложить поединок.

Чародейка зло усмехнулась.

— Ты лучше меня знаешь, что этого делать нельзя. Это будет означать, что мы слабы и не способны за себя постоять.

— Можно выставить кого-то другого.

— Кого? Кто из присутствующих здесь готов сражаться против воина, владеющего навыками антимагии?

— Я могу! — решительно заявила юная Таллита. — Я уже изучала искусство боя против меча аделиан!

Вельма хмыкнула.

— Тоже мне, боевая магесса. Если он сумел убить Дальмара, то с тобой и возиться не станет.

— Зато он не готов к такому противнику, как я! — Таллита уже вовсю горела жаждой отличиться перед всем кланом. Наверняка её подогревает восторженная мысль, что теперь её, пятнадцатилетнюю чародейку, перестанут, в конце концов, считать непоседливым ребёнком. — Хозяйка, милая, я ведь правду говорю! Посмотри на Вельму, она же едва на ногах стоит.

— Ну-ка помолчи! А лучше, уйди прочь! — обозлилась Вельма.

— Уйми гнев, Вельма, — материнская мягкость в голосе Хозяйки сменилась строгостью наставницы. — Таллита права. Может быть, её боевая магия и слабее твоей, но сейчас у неё куда больше шансов на победу, чем у тебя.

— Посмотрим, — сжала зубы Вельма и с яростью ухватилась за поручень навесной лесенки.

* * *

Величие сельвы очаровывало своим могущественным покоем. Тот, кто познал её красоту, способен часами стоять посреди густых трав, слушая редкое поскрипывание веток, отдалённую мелодию ручья и шёпот листвы. Стоит пройти всего несколько шагов за черту лесного городка, как тут же забывается, что за спиной жилища, костры, люди.

Марк смотрел вверх на колыхающиеся лиственные кроны и бегущие сквозь них струйки воды. Душу томило. До полудня оставалось полчаса, а он так и не мог решиться. Этот поединок пугал его не столько опасностью для жизни, сколько мистическим предчувствием страшной беды. Обстоятельства, стягивающиеся на его шее, упорно подталкивали его к этому бою, и это его страшило. Если бы не яростная настойчивость Никты, он бы даже не колебался: просто заявил бы, что он морфелонский подданный, и не намерен подчиняться диким обычаям сельвейцев. Впрочем, сказал бы это в более мягкой форме, но отказался бы, это точно. Но вот Никта…

«…И на этом наши пути разойдутся».

Вот какое условие она ему поставила. Если он откажется от Поединка Правды, то дальнейший путь миротворца ему предстоит пройти без своей хранительницы. Хуже некуда. Он столько претерпел, чтобы её найти, чуть не погиб, а она… почему она так заботится об этих чародеях?