Призвание миротворца

Юная магесса секунд пять помолчала, надувая губы, а затем всё так же отрывисто проговорила:

— Я не хочу… чтобы аделиане… забрали Мелфая в Амархтон.

Она проронила это с таким тоном, словно рядом с ней сидели не аделиане, а её собратья по посоху или кочевые разбойники, не слишком разбирающиеся в учениях и верованиях.

— Я проведу вас через заставы. Собью со следа серых. А когда найдём Мелфая, мы с вами расстанемся, — закончила она прежним вздорным голоском.

— Заставы… собьёшь со следа… — передразнил её Иолас. — Тебя этому в Школе серых обучали?

— Может, поедем, наконец, — прошептала Лейна, сжав голову от нового приступа боли.

Повозка покатила по ночному городу. Иолас выбирал самые узкие, самые нехоженые улочки, куда сроду не заходили городские стражники. Для него, идеально знающего город, не составило труда выехать из Мелиса объездным путём — мимо городской свалки для сжигания отходов. Здесь, помимо гор мусора, прикрытием от посторонних глаз служили сухие кусты-аканты, кучи наметённого песка и глубокие канавы, вырытые против песчаных бурь.

— В рассвету выедем на Старый торговый тракт, а там — два дня пути, и мы у подножия Скал Ящеров! — обнадёживающе заявил Иолас.

Марк сидел в конце повозки, свесив ноги, и глядел на отдаляющийся город. Бессонная ночь валила с ног от усталости. Но стоило ему закрыть глаза, как перед ним возникал образ падающего старика Фабридия с изумлённо раскрытыми глазами и чёрным облаком смерти в груди.

«О, Всевышний, будет ли смерть Фабридия отомщена?» — пылали мысли. Чувство собственной вины подпитывало и без того жгучую ненависть к Радагару, превращая его в жестокого врага, с которым Марк теперь надолго будет связан узами вражды.

— Всё думаешь о собирателе легенд? — спросила Никта из-за спины.

— Наверное, его уже похоронили. Закопали на городском кладбище равнодушные гробовщики, — Марк чувствовал, что если не выговорится сейчас, то будет тащить этот груз через всю Каллирою. — Кто-то из городских управителей, скорее всего, уже готовит бумагу, чтобы прибрать к рукам его дом. Это будет несложно. У Фабридия не осталось ни друзей, ни родственников.

— Нет смысла обвинять себя в случившемся.

— Я мог это остановить. Мог! Но позволил этому случиться. Нерешительность, будь она проклята, и малодушие — да, не успел сообразить, набраться смелости, замешкал… и вот, погиб человек, доверившийся мне.

— Если бы ты стал между Амартой и Радагаром, то сам мог погибнуть.

— Может быть. Но это тот риск, который делает человека человеком. Я должен был хотя бы попытаться…

Город и предместья остались позади. Впереди до горизонта раскинулась пустыня. Солнце вставало, и по мере того, как дневной свет разливался по пустошам, Жёлтые пески отдавали золотистым сверканием. Марк глянул вдаль. На каменистой земле кое-где виднелись пробившиеся ростки. Ему вдруг нестерпимо захотелось остаться здесь, упасть на землю и просто лежать: тихо, беззвучно, неподвижно.

И тут душа его встрепенулась, как будто он услышал ободряющую песню. Марк удивлённо вздрогнул, ощутив прикосновение к своим плечам ладоней хранительницы.

Он впервые испытал это странное чувство. Сквозь его отяжелевшую голову и больную грудь как будто заструился поток мелодичного ручья, рождая удивительную песню без слов. Марк сделал глубокий вдох, вдохнув воздушную лёгкость. Беззвучная песня лилась в душу, наворачивая на глаза слёзы, но не слёзы скорби или жалости к самому себе, а слёзы благодарности. Рядом есть кто-то, кто понимает, чувствует и забирает часть его бремени и боли.

— Что ты делаешь? — спросил Марк и тут же понял, что спрашивать нужно иначе. — Как ты это делаешь?

— Это невозможно объяснить, — ответила хранительница, убрав руки с его плеч.

— Она просто творит чудеса, — сказала Лейна. — Музыка и песня объясняют то, что нельзя выразить словами. Вчера она и меня исцелила.

— Ты сама себя избавила от лишних обид, Элейна, — возразила Никта.

— Ты всегда так говоришь. Но исцелять людей от боли и отчаяния — это твой дар, Никтилена. Мне рассказывали в Школе рыцарей, что существует некое таинство, именуемое Взятием чужой раны. Человек, познавший его, способен взять на себя любую рану другого человека. Ты владеешь другим, но очень похожим таинством — забираешь на себя душевные раны.

Лейна обняла подругу, положив голову на её плечо. Светло-голубые глаза плеонейки смотрели на Марка с пониманием.

— Она не верит мне. Но я очень хорошо чувствую дарования. Ещё в Амархтоне, когда мы впервые повстречались, я поняла, что она уникальна. Так сложилось, что мне тогда было очень тяжело. Никого не было рядом. Ничего не хотелось. Только сидеть и глядеть на угнетающие тучи равнодушия. И тут появилась Никта… Знаешь, над Амархтоном никогда не бывает солнца, но я увидела восход. Увидела новый день. Увидела небо. Небо в Амархтоне, представляешь? — Лейна улыбнулась. — И мне открылось… что даже в Амархтоне можно увидеть солнечный свет. Когда рядом есть человек, который чувствует тебя так, как Никта.