Призвание варяга (von Benckendorff)

Вот и выходит, что иные братья мои зовут меня "Царем Иродом", а матушку, да сестрицу — "Иродиадами" — "Старшей", да "Младшей"… Не за то, о чем вы подумали — средь евреев иные понятия. Просто Династия Иродов в свое время долго боролась с движением фарисеев и прочих безбожников (одним из коих и был некий Иисус из Назарета). Сами же Ироды принадлежали к религиозному течению саддукеев и полагали, что жить нашим предкам желательно с помощью Великого Рима. Это было — взаимовыгодно.

Теперь в Малороссии говорят:

"Москва — Третий Рим, а Бенкендорфы — Третьи Ироды", — обзывая при том всех "немецких евреев" "новыми саддукеями".

Наши раввины не остаются в долгу и появись сегодня средь "польских жидов" новый Иисус, наши "первосвященники" первыми б возопили — "Распни его!" А я, наверно, как и тот — Ирод, подписал бы ему приговор. (Nicola ж, конечно, в этих делах — тоже умыл бы руки…)

Кстати, — "Вторыми Иродами" средь нас считаются "Дожи Венеции". А вы не слыхали, что в первых редакциях Дездемону зовут "прекрасной еврейкой"? Венецианцы еще там говорят, — "лишь жидовки бегают в стойло к сей черноте"!? Интересное наблюдение…

Похоже, что и "Вторые Ироды" имели ту же проблему, что и настоящие Ироды Первые, и — ваш покорный слуга. С одной стороны, — прозвище Иродов от собственного же народа. С другой — милые венецианцы, шутящие про "жидовок" и "стойло". Правление меж открытым погромом и — хорошим поводом для него…

В первый раз все закончилось — Разрушением Храма. В другой — массовой резней и погромом в Венеции. В третий…

Я не допустил раза третьего. Весной 1812 года я собрал у себя всех видных раввинов и в присутствии моей матушки сказал так:

— Грядет ужаснейшая Война. Потери в ней будут огромнейшими. И наша лучшая часть — наша Жидовская Кавалерия примет участие во всем этом веселье. Ее составляют — ветераны пруссаки, а у них особый счет к якобинцам…

Из этого следует, что к мигу Победы мне нечем станет вас защищать. А посему — сегодня мы примем решение.

Либо — сегодня же вы поддержите меня своей проповедью и мы вносим очередную статью в "Новый Порядок". О том, что каждый еврей, достигший пятнадцати лет, обязан пройти военную подготовку. Чтоб дальше не было слюней и соплей — предупрежу сразу. Служба в армии подразумевает в сем случае не теплый пост в интендантстве, иль должность полкового раввина, но… Марш-броски на сто верст с полной выкладкой, отрытие траншей в полный профиль и розги — за неисполненье приказов, иль — разговоры в строю!

Раввины охнули и зажужжали. Затем старший из них — мой Учитель престарелый Арья Бен Леви поднял руку с места и произнес:

— Паства к сему не готова. Любая еврейская мать найдет тысячу поводов, чтоб не отдать дитя в эту армию!

Я пожал плечами в ответ:

— Есть другой выход. Мы пишем другую статью — о запрете на проповедь, несущую в себе межнациональную рознь. И по этой статье мы будем вешать — не только иных лютеранских лунатиков, но в первую голову — всех мешугге с Подола! На месте, как бешеную собаку!

Мои реббе ахнули и шум раздался еще громче. На сей раз они без стесненья шептали между собой — "Своя Кровь", "Избиенье младенцев"!

При этом они боялись обратиться ко мне и я, не выдержав, крикнул:

— Да что же вы за народ?! Нужно либо сцепить зубы и — драться! Любою ценой, любым потом и кровью! Если мы хотим хоть чего-то добиться, нужно уже сейчас учить военному делу наших детей — какая бы армия у нас ни была!

А ежели вы не можете драться, давай маслить попу и гнуться перед русскими с латышами! Да, обидно, но без армии в наших руках — нужно — иль гнуться, иль подыхать в миг очередного погрома!

Принимайте ж решение!

Они на сей раз призадумались, а потом Бен Леви спросил:

— Неужто мы не сыщем какого-нибудь… компромисса? Мы же разумные люди! Мы не можем идти против наших же жен, обрекая ребят на мучения, и… Зачем же нам мученики в среде — фарисеев?!

Я рассмеялся в ответ и мать моя, остерегающе, положила руку мне на плечо. Я ж обернулся, обнял и поцеловал ее в лоб, а потом сказал всем присутствующим:

— Компромисс есть. Собирайте манатки, господа иудеи. Если вы не примете того, иль иного решения — придет день и нас тут всех вырежут! Опыт Венеции показал это. Сожители наши не терпят чужого мнения — коль уж они так славно принялись за курляндцев, свернуть шею горстке жидов — им вообще, — за забаву! Собирайте манатки…

Многие раввины обиделись на меня в этот день. Они так и не договорились… (Это обычная беда всех евреев — мы не создали еще ни одной нашей партии. Меж евреями родовитыми всегда найдется повод для склок.) Просто, когда они покидали наш дом, Бен Леви на прощанье спросил у меня:

— Раз вы прогоняете нас, на кого же теперь ты рассчитываешь? Кто пойдет умирать за твой трон и корону?

Почти все раввины застыли и с интересом уставились на меня. Я же с улыбкой ответил:

— Ты меня так и не понял, Учитель… Я готов царствовать лишь над любимыми мною людьми. Но раз они сами не ведают, что хотят — Пастырь отвечает за свою Паству.