– Назови хоть одну причину оставить тебя в живых, – жестко проговорила она.
– Ты наш командор! Ты нужна нам!
– Это хорошая жизнь, – проговорила Женевьева негромким, твердым как сталь голосом. – Бреган счастлив. Я счастлива. Гай жив. И что самое главное – я не имею и никогда не имела никакого касательства к Серым Стражам. Особенно к мелким паршивым ублюдкам вроде тебя.
Ее последние слова словно хлестнули Дункана наотмашь. Не в силах ничего ответить, он лишь потрясенно уставился на Женевьеву.
– А ты как думал? – процедила она. – Что я взяла в орден убийцу своего возлюбленного затем, чтобы его вознаградить? Это было наказание. Я хотела стать Серым Стражем, но брат превратил мою службу в жалкое прозябание. Он ненавидел орден, и я, зная, что он пошел в Серые Стражи ради меня, тоже возненавидела. Ты отнял у меня то единственное, что помогало мне обо всем этом забыть.
– Мне жаль…
– Нет, это мне жаль! – Женевьева заскрежетала зубами, от гнева дрожа всем телом. – Я была так уверена, что ты издохнешь на Посвящении, едва попробуешь на вкус то, через что нам всем довелось пройти, и этого глотка тебе хватит, чтобы захлебнуться насмерть… но ты выжил. Создатель снова жестоко посмеялся надо мной.
– Но я думал…
– Ты доказал, что можешь быть полезен, – ледяным тоном перебила она. – Ты обладаешь определенными навыками и умеешь добиваться своего. Из тебя вышел отменный Серый Страж. – Женщина презрительно усмехнулась. – Поздравляю.
Еще мгновение они молча смотрели друг на друга, а затем Женевьева резко отстранилась.
– Уходи! – бросила она. – Вернись ко всем остальным – и убирайтесь отсюда. Никто меня отсюда не вытащит. Ни ты, ни кто другой.
Дункан бессильно соскользнул на пол, кашляя, задыхаясь и хватаясь за горло. Он чувствовал, как из неглубокого пореза течет кровь. Женевьева отступила на шаг, не сводя с юноши горящих ненавистью глаз, а он только и мог, что в ответ отупело таращиться на нее.
Неужели она говорит правду? Дункан ломал над этим голову с самого начала. У него и в мыслях не было, что Женевьева после всего им совершенного может питать к нему теплые чувства, но чтобы так его ненавидеть? Почему в таком случае она держала Дункана при себе? Почему, едва став командором, не отослала его в какую-нибудь другую крепость Серых Стражей? Это было в ее власти.
– Я тебе не верю, – твердо сказал он вслух.
Женщина уничижительно фыркнула:
– И что же, по-твоему, правда?
– То, что ты на такое не способна. Я уважаю тебя. Ты спасла меня из тюрьмы, и я знаю: ты поступила так потому, что считала это правильным. Думаю, ты просто пытаешься сделать так, чтобы я ушел.
Женевьева вздохнула, и яростная гримаса, искажавшая ее лицо, разгладилась.
– Так уйди.
– То есть ты хочешь тут остаться? Жить во лжи?
– Правдой я сыта по горло.
Дункан медленно кивнул, потирая шею, затем осторожно прокашлялся. Ощущения были такие, словно ему раздавили гортань.
– Стало быть, ты хочешь сдаться. Как Николас.
Женевьева нахмурилась, положила меч на стол, поверх свитков и бумаг. Несколько листов соскользнули на пол. Она подняла взгляд на Дункана:
– Что значит «как Николас»? Что он сделал?
– Он остался с Жюльеном. Отказался уйти с нами. Предпочел остаться в Тени и умереть.
Печаль мимолетной тенью промелькнула во взгляде Женевьевы, и она опустила глаза.
– Что ж, если он так хочет – пусть у него будет хотя бы это.
– Ты и вправду так думаешь?
– Почему бы и нет? – огрызнулась она. – Разве было бы лучше, если бы он вернулся в реальный мир? Разве это такое преступление – хотеть остаться с любимым? Так пусть Николас останется с Жюльеном. Пусть оба они обретут мир.
– Но тот, с кем он остался, – не Жюльен.
– А почем тебе это знать? Говорят, духи умерших проходят через Тень. Я верю, что дух Жюльена остался бы с Николасом, если бы они встретились здесь, в Тени.
Дункан помолчал.
– Ты думаешь, что Гай – тоже дух?
Женевьева устремила взгляд на дверь, как будто могла хоть что-то рассмотреть сквозь нее. В глазах ее была тоска. Безнадежное желание вернуть то, от чего она отказалась много лет назад. Затем по лицу ее прошла тень, и Дункан понял, какой ответ он услышит.
– Нет, – с горечью сказала Женевьева.
Наступило неловкое молчание. Дункан поднялся с пола, а она все стояла, не двигаясь с места и подчеркнуто не глядя в его сторону. Голова склонилась, губы искривила горькая гримаса. Эту сцену прервал стук распахнувшейся двери, и в комнату ворвался Гай.
– Что здесь происходит? – резко спросил он, с тревогой глянув вначале на Дункана, потом на свою жену. – Мне сказали, что отсюда были слышны крики. Вы дрались?
– Ничего здесь не происходит, – ровным, безжизненным голосом сказала Женевьева. На Гая она тоже не смотрела.
Взгляд его упал на меч, лежавший поперек стола, и он поджал губы. Затем с подозрением покосился на Дункана.
– Ты уверена? – спросил он. – Я могу приказать, чтобы этого юнца выставили за ворота; незачем ему тебя огорчать, любовь моя.
– Не надо, – сказала она.