Приходится поломать голову, прежде чем мы с Гейл придумываем защитное плетение, совместив основу проклятий иссушения и мои формулы по расчету магической энергии, необходимой для переноса. Задачка оказалась не из простых, но мы справляемся.
Когда три образца готовы, Арес вызывается их испытать.
– На Ирис тренироваться не позволю. Еще угробите, а мне ничего не сделается.
Мы с ним не спорим. Особенно я, как самое заинтересованное лицо.
– Работает! – хоровой крик раздается уже глубокой ночью, когда мы, уставшие и измученные, наконец заканчиваем с артефактом переноса.
После Ареса, амулет испытывает некромант. Гас предварительно уходит к себе в комнату, а через несколько минут появляется в нашей гостиной, ослепленно моргая и морщась.
– Гейл… Мы это сделали! – орет Жак Даманн и крепко целует проклятийницу прямо в губы при всех.
Ошалевшие от успеха, мы обнимаемся, делимся впечатлениями, галдим, пока во внезапно наступившей тишине не раздается негромкий храп – то Рыжий с блаженной улыбкой на лице засыпает прямо на слишком маленьком для него диване. Согнутые колени трогательно свисают над краем, а под голову он, совсем по-детски, подкладывает сложенные вместе ладони.
Решив последовать его примеру, прощаемся и разбредаемся по комнатам. Я тоже иду к себе, предварительно захватив последний экземпляр спас-амулета, так и оставшийся одиноко лежать на низеньком столике.
– Ир-р-рис! И-и-р-р-рис? – нежно поет ворон, разрушая какой-то на диво приятный сон. – Вставай!
Скажете, бред. Да чтобы Ворон и нежно пел? Но мой фамильяр – темный дух, который может принимать любой облик, но почему-то предпочитает этот. Образ экстравагантного ворона не более, чем блажь.
Нехотя разлепив веки, вижу черный с алым отблеском в глубине зрачка выпуклый глаз на расстоянии ладони. Хриплю:
– Птиц, если ты снова разбудил меня на час раньше, чем нужно, я за себя не ручаюсь!
Голос от недосыпа, звучит куда как похуже вороньего карканья. Намного. Если бы кто-нибудь сейчас вздумал устроить между нами соревнование на благозвучность, победила бы не я.
– Не на час. Всего-то на полчасика, – оправдывается несносный фамильяр. Поднимайся, лентяйка, тебе еще бр-р-раслет делать.
На всякий случай Птиц смешными неуклюжими прыжками, точно гигантский воробей, перебирается подальше от меня – на подоконник. Деловито прохаживается там, совершенно по-птичьи подергивая головой.
– Какой еще браслет? Ты о чем? – хмурюсь, не слишком хорошо соображая спросонья.
– Тебе же нужно пр-р-ридумать, куда пр-р-риспособить эту штуковину? Почему бы не использовать бр-р-раслет? Кажется, у тебя как р-р-раз есть подходящий. Ты на четвер-р-ртом кур-р-рсе в нем экзамен по пр-р-ризыву сдавала. Помнишь?
Он вдруг ловко перепрыгивает на тумбочку, где лежит полученный с таким трудом спас-амулет и склевывает его, как какого-нибудь червяка!
– Птиц! – в ужасе подскакиваю на кровати. – Что ты наделал!
Сон слетает мгновенно. Хватаю первое, что попадается под руку и запускаю в несносного ворона. Это, как всегда, подушка. Старая и тяжелая. Настоящую птицу прибило бы, но фамильяру все ни по чем, он просто превращается в эфемерное облачко тьмы, когда она пролетает сквозь него, а сделанный Жаком амулет с характерным звуком падает обратно на тумбочку.
– Развоплощу! – грожусь я и действительно запускаю в него универсальным развоплощением.
Все равно увернется, гаденыш. Темного духа так не проймешь. Нужно что-то посильнее простого защитного заклинания, которое изучают еще на первом курсе. Но…
– Ой…
Темное облачко издает невнятный шипящий звук и… исчезает как какой-нибудь обычный призрак.
– Птиц? – я растерянно таращусь на то место, где только что был мой фамильяр и смеюсь: – Нет, ты меня не проведешь! Хватит прятаться! А ну вылезай, негодник!
Как я могла его развоплотить? Это же невозможно! Птиц мой первый и главный фамильяр, я не могла его уничтожить. Необходим сложный ритуал, да и повод должен быть весомый, ведь разрыв связи и на призывателя действует. Но я сильная магесса, к тому же наша связь с Аресом могла как-то подействовать. Неужели сгоряча влила больше магии, чем требовалось?
Да нет же! Я бы почувствовала, если бы связь прервалась. Прислушиваюсь к себе, но ничего не ощущаю, кроме недосыпа. Но ведь раньше я не теряла фамильяров, и не знаю, что при этом буду чувствовать.
– Птиц, миленький? Ну ладно тебе! Выходи, я все поняла.
Жду, но никакого намека на то, что в комнате есть еще кто-то, кроме меня.
– Ну прости меня, дуру! Я не хотела. Я больше не буду! Птиииц! – канючу, уговаривая капризного и обидчивого духа, а в душе уже зреет нехорошее предчувствие. – Ну, Птиц! Птиц…
Пальцы против воли подрагивают, когда вывожу в воздухе малый круг призыва. Ворон, конечно, смертельно обидится за то, что испорчу ему всю игру, но сейчас не до того. Зато узнаю точно, в порядке он или нет. Это полезнее для моей нервной системы. Символы вспыхивают алым, но ничего не происходит. И кажется, что я действительно больше не чувствую связи с фамильяром. Совсем.
На мгновение у меня опускаются руки.
– Нет… Как же так? Почему? Глупо-то как вышло! И не вовремя.