Про что щебетала ласточка Проба "Б" (СИ)

-- Я сдѣлалъ это, потому-что зналъ, какъ ему было круто. Пять тысячь онъ долженъ былъ заплатить господину Редебасу въ полдень, а еслибъ онъ не заплатилъ ихъ, его могли не пустить на скачки. Это я зналъ -- вѣдь я тамъ бывалъ не разъ и знаю не хуже любаго господина -- и я зналъ также, что это будетъ ему на руку, да еще какъ! хоть онъ и не говорилъ этого, да сколько мнѣ помнится -- сперва даже и не помышлялъ о тѣхъ деньгахъ, что лежали въ карманѣ у господина кассира. Но я весь день думалъ объ этомъ и высмотрѣлъ себѣ мѣстечко, еще когда мы ѣхали въ Долланъ. Оно давнымъ уже давно висѣло надъ болотомъ и его порядочно-таки размыло дождемъ, вотъ я и сказалъ самому себѣ: если они поѣдутъ назадъ сегодня вечеромъ и сдѣлать такъ, чтобъ экипажъ поднялся вгору здѣсь, то этотъ выступъ не выдержитъ и все полетитъ къ чорту; опять же это такое несчастіе, которое, въ такую бурную ночь какъ нынѣшняя, можетъ случиться съ самымъ лучшимъ кучеромъ.

-- Вотъ развѣ только, что вмѣстѣ съ другими могъ по- летѣть и ты! сказалъ Готтгольдъ.

-- Это какъ? еслибъ я не успѣлъ сойти во время съ козелъ? Э, господинъ! это такъ же легко сдѣлать, какъ и соскочить съ лошади, когда она понесетъ; стоитъ только замѣтить, что онъ сбирается упасть. Я спустился во время, а тамъ и пошло писать: все рухнуло, все покатилось внизъ, такой-то пошелъ кругомъ громъ и трескъ, а потомъ все стихло; сорвался еще, правда, обломокъ-другой и покатился туда же, да развѣ еще тамъ надъ болотомъ гудѣла и выла буря,-- но вѣдь мнѣ-то это вовсе не въ диковинку. Все было тихо.

Я стоялъ на верху и спрашивалъ себя, какъ далеко эти господа могли скатиться. Если рухляковая масса не разсыпалась и достигши до болота, то при ея силѣ и тяжести она Богъ вѣсть какъ глубоко опустилась; но вѣдь шумъ-то какъ будто бы еще и теперь раздавался у меня въ ушахъ, должно быть рухлякъ разсыпался дорогою и въ такомъ случаѣ все могло лежать на обрывѣ. Надобно же мнѣ было наконецъ узнать, что изъ этого вышло; вотъ я поползъ внизъ.

Не легкое это было дѣло; въ темнотѣ я не могъ разглядѣть подходящихъ мѣстъ и чуть было не свалился самъ; наконецъ я спустился внизъ.

-- Ну?

-- Ну, тутъ я принялся бродить ощупью; мѣсяцъ чуточку выглянулъ -- и я скоро нашелъ экипажъ или то, что осталось еще отъ экипажа; весь онъ какъ есть разлетѣлся въ дребезги. Тутъ же лежала и одна изъ лошадей, она сломала себѣ шею и была совершенно мертва. Какъ разъ подлѣ нея лежалъ господинъ асессоръ; онъ, однакоже, еще дышалъ, а когда я переворотилъ его на спину, онъ застоналъ и потомъ раза два вздрогнулъ. Умретъ-то онъ, подумалъ я, и безъ меня, но деньги-то я у него изъ кармана вынулъ и застегнулъ опять сюртукъ, такъ чтобъ было похоже на то, что онъ какъ упалъ, такъ и остался въ томъ же самомъ видѣ.

-- А меня ты не искалъ?

-- Искалъ, да ужь не нашелъ; онъ говорилъ мнѣ послѣ, что вы остались на половинѣ дороги. Притомъ мнѣ надоѣло толочься въ потемкахъ тамъ на болотѣ, да и въ тростникѣ шумѣло; а потомъ другая кляча, что вырвалась съ половиною дышла и побѣжала по болоту -- она, глупая, принялась ржать... Жалость беретъ, когда этакъ какое нибудь животное, почуявъ, что ему приходитъ конецъ, ржетъ въ смертной тоскѣ! вотъ я и навострилъ лыжи и выбрался по добру по здорову на сушу.

-- А тѣмъ временемъ туда подоспѣлъ и господинъ Брандовъ?

-- Откуда вы это знаете? спросилъ съ удивленіемъ Генрихъ.

-- Это мое собственное предположеніе.