Про девушку, которая была бабушкой

Рана на лице представляла собой широкую, но неглубокую ссадину, окруженную отеком, который наверняка превратится в живописный синяк. На этом месте я уже имела подобное украшение. Играла с внучкой, наклонилась над ней, она резко подняла голову и подсветила мне глаз. Другой глаз мне однажды украсил художник. Я доставала с полки альбом Пикассо, а рядом стоял альбом Кандинского, который полетел вниз, прямо на мое задранное лицо, и углом корешка ударил меня в бровь. Василий Васильевич Кандинский, наверное, отомстил за то, что я не очень люблю его позднее творчество. Но я обожаю раннего Кандинского! Иными словами, даже такая домоседка, как я, не застрахована от хулиганских украшений на физиономии. Поэтому нечего сетовать, что на улице, где опасность поджидает на каждом шагу, я заработала очередной фингал.

Бедро и колено я сильно ушибла, но кожу не содрала. Пострадала только ткань на белых брючках, испорченных навеки. Я смыла под краном грязь с блузки и брюк, затолкала их и бюстгальтер в стиральную машину. Трусы стирать не стала. Это уж разврат – в доме незнакомого мужчины и без трусов. Приличия требовали поставить короткую тридцатиминутную программу плюс полчаса одежда будет сушиться. У нас почти час на общение. Я быстро вымылась и, благоухая мужским гелем для душа и шампунем, завернувшись в халат, который, кстати, мне был очень велик, заявилась на кухню.

На лице Жени, когда я вошла, отразилось легкое смятение. Возможно, ему было неловко перед женой, что в ее одежде расхаживает по квартире молодая девица, только из душа, предыдущие события можно легко представить.

– Евгений Евгеньевич, если ваша жена сейчас придет, я позволю подбить мне второй глаз, чтобы доказать, что никакого криминала…

– Она не придет. Жена сейчас в Германии у сына. Александра Петровна, прошу к столу. Чай, баранки, вишневое варенье. Вы любите вишневое варенье?

– Обожаю! Можно попросить у вас лед?

– К чаю? – удивился Женя.

– Нет, к лицу, чтобы не сильно раздуло.

– Да, конечно! В полиэтиленовый пакет положить или в салфетку?

Он суетился. Я поняла, что смущен Женя не потому, что прикидывает, как бы ловчее охмурить залетную девушку. Напротив, опасается, что девушка может подумать о наличии у него подобных планов. Плохо он знает эту особу, то есть меня.

Чай был великолепный, крепкий и душистый, варенье вкусное, баранки свежие, а беседа, благодаря моим стараниям, легкой. Мне хотелось, чтобы Женя перестал переживать из-за двусмысленности ситуации, и я блистала остроумием. Это было как вдохновение, как хорошая импровизация. Меня точно прорвало, хотя в обычной жизни я не болтлива, ни у кого не повернулся бы язык назвать меня трынделкой.

Женя смеялся моим шуткам и забавным историям из жизни выдающихся людей. У него был замечательного тембра голос, низкий, обволакивающий, а смех рокочущий и свободный. Реакция Жени меня подстегивала, но периодически я спохватывалась и предоставляла слово ему.

Женя рассказал, что в пятилетнем возрасте мечтал о черепашке, как Тортила, которая дала Буратино золотой ключик. Родители купили черепашку. Дело было осенью. Черепашка прожила несколько дней и умерла. Женя был безутешен. Женя с мамой похоронили Тортилу № 1 в Сокольниках и поехали на Птичий рынок за новой черепашкой. Так продолжалось семь раз, похороны за похоронами. Слез у Жени уже не было, даже появился какой-то азарт – как скоро эта сдохнет, а стремление иметь черепашку только окрепло.

Когда в восьмой раз они приехали на Птичий рынок, мама возмущенно выговаривала продавцам:

– Можете вы, в конце концов, продать нам животное, которое не сдохнет через три дня?

В ответ ее спросили:

– С чего вы, дама, решили, что черепашки сдохли? Они просто в спячку отправились. На несколько месяцев.

– Но мы приезжаем сюда каждое воскресенье, – опешила мама Жени. – Могли вы нас предупредить?

– Откуда мы знали, что вы не знали? Может, вы коллекционировать их решили.

Мама взяла сына за руку и увела с рынка. Они не могли разговаривать почти час, всю дорогу до дома. Похоронить в парке семь черепашек, впавших в анабиоз! Не откапывать же теперь.

– Бедные, бедные черепашки! – хохотала я.

Так бывает, когда тебе рассказывают трагикомическую историю. Ты искренне сочувствуешь: какой ужас! А потом заходишься от смеха.

Мы говорили о кино, литературе, науке, живописи, преображении Москвы и еще о многом и разном. Тема цеплялась за тему, и этой веренице не было конца. Словно встретились два человека, которым судьбой было уготовано наслаждаться беседой, как бывает уготовано одному исполнителю встретить другого, и вместе они создают дуэт, играют, испытывая наслаждение.