Про девушку, которая была бабушкой

Ни Женя, ни я не подготовились к посещению заповедника, то есть не почитали в Интернете про Царицыно. Не знаю, чем Женя был занят, а у меня откололся лак на одном ногте, требовалась реставрация, я сменила лак педикюра с пугающе-розового на менее ядовитый цвет и сделала эпиляцию. Хотела только ноги, но мастер предложила убрать волоски и в зоне бикини. «Чем черт не шутит, не известно, как жизнь сложится. Удаляйте!» – решилась я. Процедура для стоиков, спартанцев и прочих терпивцев. Преклоняюсь перед современными девушками, которые подвергаются эпиляции регулярно. Однако, мне кажется, что после такой пытки какие-либо интеллектуальные занятия, вроде чтения умных книг или вдумчивого конспектирования лекций, мало возможны. Вот вам и источник анекдотов про блондинок модельной глянцевости. Я, настрадавшись, могла только валяться на диване и предаваться глупым мечтам. Их главного героя называть не требуется, и так понятно.

Женя был сдержан и строг, совсем не такой, как в рыбном ресторане. Меня так и подмывало ему сказать: «Напрасно перед свиданием не тяпнул пару рюмок».

Про Царицыно я помнила немного.

Екатерина Вторая, навещая Москву, пленилась этими местами, выкупила у Кантемира поместье. Архитектором пригласила Василия Баженова. Его проект в стиле псевдоготики был очень масштабным, со многими новшествами, не один большой дворец как центр композиции, а пять – для членов царской семьи. Строительство финансировалось из рук вон плохо, работы затянулись. А когда царица очередной раз посетила Москву, ей все решительно не понравилось. Баженов был отстранен и лишен монаршей милости. Ходили слухи, что дело было в его масонстве. В декоре многих зданий присутствовали масонские шифры и эмблемы.

– Вряд ли Екатерина Вторая разбиралась в масонской символике, – сказал Женя, – тем более что она, символика, а не царица, восходит к христианской эмблематике. Но через Баженова масоны пытались влиять на наследника. Баженов часто ездил в Петербург просить деньги, встречался с Павлом Петровичем, передавал ему литературу «вольных каменщиков».

– Вы все знаете лучше меня! Сами говорите.

– Ничего я не знаю!

– Про архитектора Матвея Казакова, которому передали Царицыно.

– И тоже не давали денег на строительство. Это был долгострой длиною в два с лишним века.

– В советские годы парк превратился в лес, а недостроенные здания в руины.

– Родители рассказывали?

– Представьте себе. Возили тут в колясочке.

– Вы слушали и запоминали.

Слушал Данька, уже не из коляски, конечно, а я готовилась к нашим поездкам по московским паркам. Отвези меня в Лефортово, в Кузьминки или в Кусково, что-то да и вспомню.

– Ой, смотрите, микроавтобусы, наверное, экскурсионные. Прокатимся? – отвлекла я внимание Жени.

На электромобиле мы ездили сорок минут по дворцово-парковому ансамблю, слушали аудиогида. Потом гуляли по аллеям, у прудов, у фонтана. Выпили кофе, я с пирожным, конечно, и снова гуляли. Было солнечно, тепло, красиво, говорить про умное, вроде политики, не хотелось, болтали о чем-то легком, я не запомнила о чем, пока разговор не сменился.

– Вас, Александра Петровна, вероятно, принимают за мою дочь, – сказал Женя.

– Тогда вас – за папу-извращенца. Вы так на меня смотрите, что смахивает на инцест.

Наконец установилась летняя погода, я смогла надеть давно купленный сарафан на бретельках. Белый, в маленький, едва заметный синий горошек-точечки, с кружевами на лифе и по подолу. Свои отэпилированные гладенькие ножки утром после душа я смазала кремом-автозагаром. На мне были босоножки с тринадцатисантиметровыми шпильками. На меня не мог бы пялиться только слепой потомственный импотент. Данная категория граждан в Царицыне отсутствовала.

После небольшой паузы Женя сказал:

– Смотреть на красивую женщину не зазорно. Это, можно сказать, своего рода акт милосердия. Женщина старалась привлечь внимание и теперь вышагивает на каблуках, которые легко приравниваются к инструментам палача…

– И в платье, которое смахивает на комбинашку?

– Я бы выразился деликатнее – на дезабилье.

– Встречные-поперечные присматриваются к вам, пытаясь понять, сколько вы стоите, коль подхватили такую красотку в исподнем.

– Александра Петровна, ваше платье великолепно!

– И они, – продолжала я, оставив без внимания его оправдания, – пытаются вычислить, под каким номером в списке Форбса самых богатых людей вы фигурируете.

– Седина в бороду…

– Челюсть на ночь в стакан. Евгений Евгеньевич, вы склонны к зависимости от чужих оценок?

– Абсолютно не склонен. Если бы у меня была вставная челюсть, я бы для удобства носил ее на цепочке, как медальон. А вас, Александра Петровна, волнует мнение окружающих?

– Ни-ка-пель-ки! В целом. Но ваше мнение, скажем, мне небезразлично. Давайте присядем на скамейку? Только вы сказали про палача, я тут же почувствовала зарождение варикоза. Евгений Евгеньевич, – спросила я без перехода, – вы скучаете без детей?