Про город Кыштым

— На-ко, выкуси! — вдруг озлился Вагин и показал Карповичу кукиш. — Мой дед расчищал покос от кустарника, отец в порядке держал, я там балаган поставил, а ты меня оттуда гонишь?

— Бери билет и разговоров нет.

— Билет? А на рожон он мне? Я и без билета хозяин.

— Будешь куражиться, — нахмурился Карпович, — будешь народ смущать, в первую голову твой покос отдадим.

— Попробуй!

— Земля наша! Заводчики незаконно присвоили ее! — кричат враз несколько голосов.

Карпович машет рукой, призывая к тишине, но люди еще больше кричат. Накричавшись, расходятся по домам. Карпович угрозу сдержал. Приехал Вагин на свой покос, а там уже орудуют чужие, какой-то каслинский куркуль. Таких куркулей и в Кыштыме хватало. Косы только жихают. Хотел Яким сгоряча на косарей налететь, да вовремя спохватился. Наломают еще бока, вон их сколько. Вернулся домой Вагин и загрустил. Останутся кони на зиму без корма, хана придет. Помирать придется. Как он прокормит без лошадей семью, а у него детей полна изба.

И решил Вагин не сдаваться. Дождался, когда куркуль поставил сено в зароды, запряг своих лошадей, да еще соседей попросил помочь — и нагрянул на покос. Склал все сено на воза и привез домой. Узнал об этом куркуль, кинулся было в заводоуправление, а потом в лесничество. Разбушевался. Тюрьмой пригрозил. Народ собрался возле избы Вагина. Держит его сторону. Мужики наперли на полесовщика: правильно сделал Вагин, все мы сделаем так же, не троньте наши покосы! Без них нам не прожить.

Полесовщик с понятыми убрался восвояси. Пообещал Вагина притянуть к ответу. Однако хозяева побоялись принимать крутые меры, потому что это могло послужить искрой, которая разожгла бы пожар.

Постепенно страсти вокруг покосов улеглись. Осталось все по-прежнему. Вновь этот вопрос возник в конце 80-х и начале 90-х годов, уже при управляющем Карпинском. Этот твердо настаивал на выборке билетов на право пользоваться покосами. И плату за десятину установил вроде сходную — 20 копеек. Но кыштымцы билеты не выбирали. В конце концов, 20 копеек — сумма не великая. От нее никто бы не разорился. Дело было в другом. Взяв билеты, кыштымцы тем самым подтвердили бы право собственности заводчиков на землю. Как раз этого-то они и не хотели делать. Они упорно стояли на своем — земля наша, и потому никаких билетов мы не признаем.

Любопытно признание самого Карпинского. В 1899 году он выслал известному ученому Д. И. Менделееву один интересный документ. В нем, в частности, говорится о том, что о владении землей были выработаны определенные правила, которые и привились, кроме Верхне- и Нижне-Кыштымских заводов,

«население которых, несмотря ни на какие предложения заводоуправления, почти поголовно пользуется землей самовольно в размере более 5000 десятин, что вызывает составление свыше 600 протоколов в год только по одному пользованию покосами».

И далее Карпинский пишет:

«Такое неопределенное и натянутое положение в пользовании землей населения двух кыштымских заводов, конечно, не могло не отразиться на отношениях его к заводоуправлению, и конечным результатом мер, какие заводоуправление вынуждено было принимать для ограждения прав заводовладельцев, явился общеизвестный приговор 4 января 1898 года, требующий удаления управляющего из кыштымского завода. Приговор этот, конечно, отменен, но факт и земельная неурядица остаются по-прежнему, и следствием неприятия администрацией никаких мер было то, что 9 ноября настоящего года (это 1899 года — М. А.), было вооруженное сопротивление судебному и становому приставам при продаже имущества в возмещение убытков за самовольное пользование, причем толпа доходила до 100 человек».

Признание это очень красноречиво.

Но хоть и стояли кыштымцы на своем твердо, даже адвоката нанимали, гонца посылали в Петербург, однако то был стихийный протест, никакой организованности, разумеется, у них не было. Некоторые прятались в кустах: мол, не хотим мы ничего, заплатим несчастные эти 20 копеек, от нас не убудет, зато с начальством жить станем в мире. Были и такие — слово из песни не выкинешь.