И вот барабаню я и барабаню: то наподобие азбуки Морзе, то как-то еще фигурно. И в моей голове растет мысль: «Не может быть, чтобы столько времени ничего не приходило из Остра. Что-то не так. И Миша про Остер не спрашивает. Шлет записочки с обратным адресом «Мурманск, до востребования».
И тут я понимаю закономерность.
Ключи от почтового ящика у меня и у Эллы. Я ей специально дала, чтобы у нее была обязанность по семье. Так как мне на почту стало с определенного момента плевать, я к ящику не приближалась. Элла выхватывала газеты и прочее рано утром, это у нее было вроде спортивных занятий на скорость. Так по лестнице громыхает ножищами своими, что весь подъезд перебудит. И Мишины письма мне отдавала всегда распечатанными.
Говорила:
– Не утерпела, разорвала аккуратненько. У Миши жизнь прекрасная. Плавает и плавает. А мне в школу плестись каждое утро.
Тут я бросаю печатание на полуслове, нарушаю свой священный зарок и – на Якиманку.
Элла еще в школе, на продленном дне. В квартире пусто. Только слышно, как часы тикают в комнате Марика. Вразнобой. Каждые по-своему. Постояла, послушала – не послушала, а немного собралась с мыслями и поехала к Элле в школу.
Она как раз выходила. Зима, а она без шапочки, шарф через плечо перекинут.
Мальчик, наверное, старшеклассник, несет ее портфель. Она на него смотрит влюбленными глазами. Он на нее – свысока. Но по-доброму.
Да. Первая любовь.
Вот, всех любят. И красивых, и всяких на первый взгляд. Но, между прочим, разница в возрасте опасная.
Говорю вежливо:
– Эллочка, здравствуй. Я за тобой.
Элла удивилась:
– Что случилось? Мы в кино собрались с Женей. Правда, Женя?
Мальчик смутился.
Я говорю:
– Ничего, в другой раз сходите.
И решительно забираю у Жени Эллин портфель. Он посмотрел-посмотрел, пробормотал извинения и побежал себе.
Элла приготовилась кричать, как она умела.
Но я пресекла:
– Если ты сейчас заорешь, я при всех ударю тебя по морде. Не ломай комедию. Пойдем.
Что-что, а чутье у Эллы всегда было прямо звериное. Она заранее чувствовала, когда ей придется расплачиваться за какое-нибудь содеянное злодейство.
Мы зашли за угол школы. Я развернула ее за плечи лицом к себе и, не выпуская из рук, задала один вопрос:
– Где письма из Остра?
Элла тут же ответила:
– Я их выбрасывала.
– Читала?
– Читала. Чита-а-а-ла.
Элла захныкала. Но слез я не заметила. Только слюни.
– Пошли домой. Быстро.
Ехали молча.
Дома, как были, в пальто, уселись на диван.
– Рассказывай.
Элла рассказала.
В первый раз она распечатала конверт из Остра, так как он был подписан очень смешно: Блюма и Фимочка.
В конверте находилась фотография. По описанию Эллы – несомненно Блюма и Фима. На обороте – дарственная надпись: «Дорогим Файманам Майечке, Марику и Эллочке от Суркисов Блюмы и Фимочки». В приложенном письме ничего особенного: просили денег, так как надо чинить крышу.
Отмечаю внутренним чувством, что Мишеньку в список Файманов не включили. И тут уколола меня Блюмочка.
Элла письмо прочитала, а фотографию отнесла в школу посмеяться с подружками. А потом это у нее стало игрой. Придет письмо из Остра – она его читает и выбрасывает. Читает и выбрасывает.
– Почему ты выбрасывала? Ну, прочитала. Черт с тобой. Но отдай кому надо!
– Там просили денег. Сначала на крышу. Потом на больницу с лекарствами. И так смешно написано, я всегда в школу носила, и все смеялись.
– И ты смеялась?
– Я первая. Если первой смеяться, то уже не считается, что тебя касается.
– Элла, ты поступала, как враг. Мало того, что читала чужие письма, ты над ними смеялась. А там вопрос про здоровье. Ты отдаешь себе отчет, что здоровье – самое дорогое, что у человека есть в мире? Когда было последнее?
– Давно не было. Они и так три раза в год приходили. Когда Миша из армии в Мурманск поехал – было письмо. Писали, что рады за Мишин жизненный путь. И больше не было. Честное слово.
Я вынесла приговор:
– Элла, у тебя нет ни чести, ни совести. Я твоя мать, и мне стыдно за такую дочь. Ну хоть Мишины письма ты все мне отдавала?
– Мишкины – все. А что там кому показывать?
– Элла. У меня еще вопрос. Какие у тебя отношения с мальчиком Женей?
– Отношения? Он за мной бегает. И еще много кто за мной бегает. А ты как думала, только за тобой? – Элла самодовольно хихикнула. – Можно я пальто сниму, а то жарко?
Элла медленно расстегнула пуговицы пальто на ватине, размотала шарф. Подернула плечами отвратительно, как баба, и пальто свалилось мешком на пол. Она подобрала его и поволокла в коридор, к вешалке.
Блюма. Копия Блюма.
Тут я окончательно пришла в себя.
Вот как они все мои дорогие вернулись. И Блюма, и Фимочка, и Мишенька. И Эллочка с ними в компании замешана. И Марик тут же притулился. Не знаю, кто с какой стороны. Но все кучей.
Надо ехать в Остер и закрывать вопрос.
А что закрывать?
Дом в Остре стоял заколоченный. Не я его заколотила, гвоздями забила и окна ставнями закрыла. Чужие люди сделали для моего блага.
И вот как.