Про Иону

Проговорили часа три – в коридоре (комнату Галя запирала на ключ) и на кухне, чаю попили.

Дитер Францевич стал подводить итог:

– Я уже десять лет знаю, где ты, что. Думал, ни к чему беспокоить. А теперь решился. Хорошо поговорили, правда, Берточка?

– Очень хорошо, Дитер Францевич, – Берта плакала и сморкалась в передник, плакала и сморкалась.

– А Генрих скоро придет? Он меня и не помнит, наверное. А, Берта?

– Почему же, помнит немного. А так… Его Матвей Григорьевич усыновил и отчество свое дал. А нацию Геня сам выбрал, когда паспорт получал, – в честь Матвея Григорьевича.

– Да, Берточка…

– Он на дежурстве, так что вернется очень поздно. Хотите, подождите, а хотите – завтра приходите.

– Нет, Берта, я ждать не могу. Я сейчас на вокзал, в Москву, а оттуда отправляюсь навсегда в Германию. Потому и пришел сейчас, что больше никогда не увидимся. Жалко, Генриха не посмотрю.

Берта еще больше заплакала:

– Ой, жить не могу! Ой, заберите вы меня с этого света, Дитер Францевич! Заберите!

Кляйн обнял Берту и ничего не сказал на ее просьбу.

Думала-думала – посвящать ли Генриха про Дитера Францевича, и посвятила.

Генрих выразил сожаление, что не повстречался с Кляйном, хотя, конечно, почти его и не помнил. А Галя проявила заинтересованность и спросила, не оставил ли Дитер Францевич адреса для дальнейшего общения.

Какой адрес у отъезжающего? Адреса нет, а только будущее.

По счастливой случайности – в результате автомобильной катастрофы – освободилась комнатка, которую занимала соседка. Галя похлопотала, договорилась в домоуправлении обещаниями различного рода – и присоединила это пространство к имеющемуся лицевому счету.

Берта перебралась. Красота! Все-таки естественное освещение крайне важно. Правда, с шитьем стало трудновато – суставы. Генрих прописывал мази, уколы, но не помогало. Пришлось Берте оставить шитье.

Устроилась приемщицей грязного белья в прачечную.

И тут познакомилась при производственных обстоятельствах с мужчиной. Виктор Александрович, разведенный, заслуженный военный отставник. Он к ней отнесся с необычайной нежностью. Она и мысли не допускала до себя, что может что-то такое быть. Однако же случилось.

Он ей говорит:

– Дорогая Берточка, перебирайтесь ко мне. Захотим – распишемся со временем, не захотим – просто будем жить вместе. У вас ребеночек взрослый, ему ваша помощь больше не нужна, у меня дети взрослые, им до меня серьезного дела нет. Так что же мы будем себя в землю закапывать? Вам пятьдесят пять, мне шестьдесят пять. Очень хорошая разница для мужчины и женщины. Еще поживем.

Берта согласилась.

На прежней квартире телефона не было, и связь с Генрихом Берта утратила. Являться без предупреждения боялась, а предупредить – не телеграмму ж посылать?

Редко Генрих звонил сам и спрашивал о самочувствии, не надо ли оказать какую помощь по специальности. Помощи не требовалось.

Как-то Генрих попросился в гости.

Оказывается, пришло письмо от Кляйна из Германской Федерации. Генрих с Галей письмо тут же прочитали – интересно ж. И какие от них у Берты секреты могут быть! И вот Галя Генриха делегировала с визитом для разговора.

Дитер Францевич звал Берту в гости на неопределенный срок. Обещал принять по первому сорту – у него материальное положение обеспеченное, социальные блага, пособия.

– Тут он про нас с Галей не говорит насчет приглашения, но он этого просто не учел. А ты, Берточка, ему ответь, что мы все втроем готовы.

У Берты начались сомнения. Оформление документов в турпоездку – громадная ответственность. Сто раз всё проверят-перепроверят. За Галю и Генриха Берта была спокойна. А вот она сама – столько лет жила по ненастоящему, в сущности, документу, никаких подозрений никогда не вызывалось – меняла документ в связи с возрастом и переклейкой фотографии. Но заграница – дело другое.

Виктор Александрович об этих ее сомнениях не знал. Думал, она просто стесняется обременять человека. Ну, и это Берта, конечно же, учитывала. Однако документы беспокоили ее больше.

Вот она Виктору Александровичу и говорит:

– Я себя что-то очень неважно чувствую. Для меня такая нервная поездка будет непосильна. А Генрих с Галей пускай. Я сегодня же Дитеру Францевичу напишу. Даст Бог, поедут, посмотрят.

Виктор Александрович одобрил с пониманием.

Кляйн приглашение прислал. Генрих и Галя начали оформляться. Анкеты, то-се – как-то долго получилось. Но в конце концов поехали. Берта написала Кляйну записку с приветом от всей души, выражая надежду на встречу.

Возвратились довольные: Галя три чемодана одежды привезла и Берте гостинцы. Кляйн дал ответное послание – еще раз Берту приглашает и упрашивает во что бы то ни стало приехать на все готовое.

После приезда Генрих и Галя стали часто приходить к Берте и Виктору Александровичу. К себе тоже звали. И такая картина получалась – прямо счастье. Берта воспряла, наконец-то все вместе, по-людски.

Во время совместного обеда у Гали завелась беседа про Германию. Про то, как там живут в обиходе, про Кляйна – что человек прекрасный. Берта в тот раз была одна, без Виктора Александровича.

Галя и говорит: