Про Клаву Иванову. Елки-моталки. Над уровнем моря

Какой-то парень, что недвижимо лежал ничком на траве, поднял голову и стал прислушиваться к разговору. Родион посмотрел на него внимательно, парень подмигнул ему, подполз поближе. На нем были выцветшая рубаха с закатанными рукавами, вконец измятые штаны, тапочки на босу ногу. Смотрел он весело, даже с какой-то лихостью.

- Так когда на пожар, товарищ Гуляев? - не отставал Евксентьевский.

- А я еще на больничном.

- Отчего так?

- Свалился.

- Куда?

- Как куда? На лес.

- Ну и что?

- Покалечило малость.

- Страшно прыгать?

- Кому как.

- Значит, берешь?

Родион понял, что Евксентьевский просто издевается над ним, только непонятно зачем.

- Я же говорю - видно будет!

- Ты этого не говорил! Ну да ладно, не будем спорить! Что? Что ты сказал?

- Надо мне, говорю, спорить с вами, - равнодушно произнес Родион.

- Может, ты мне еще одну сигарету дашь? - спросил Евксентьевский. Взаймы.

- Почему взаймы? Так берите...

Парень в выцветшей рубахе заполз уже в тень конторы и тоже протянул руку к сигаретам.

- А мне вы не можете рубль подарить? - вдруг спросил он и посмотрел на Родиона молящими светлыми глазами.

Родион достал из кармана новенькую рублевку, сунул ее парню и направился к Гуцких, чтобы не видеть и не слышать этих прилипчивых людей.

А у крыльца уже собирались. Заняли ступеньки, подкатили от забора бревно и уселись на нем рядком. Гуцких приколол к двери карту лесов, приготовился. Родион оглядывал чужаков и не видел ни одного лица, на котором бы выражался хоть какой-нибудь интерес.

- Прошлый раз, - тихим своим голосом начал Гуцких, - мы с вами говорили о технике безопасности на лесных пожарах. Продолжим...

- Разрешите вопрос? - послышался знакомый Родиону неприятный голос. Евксентьевский лежал на траве позади всех и даже головы не приподнял.

- Пожалуйста, - Гуцких разыскал его глазами. - Только надо встать.

- Не беспокойтесь, мне так удобней.

- Но я же стою перед вами! - сказал Гуцких, и лицо у него дернулось.

- А вы тоже ляжьте, - ехидно посоветовал Евксентьевский, и кругом сдавленно хохотнули.

Родион торопливо поднялся, хроманул к Евксентьевскому, не сознавая, зачем он это делает. Тот глядел с издевкой на него, будто говоря: "Давай, товарищ Гуляев! Воспитывай!" Родион схватил его за шиворот и за брюки, легко, как котенка, поднял в воздух, и Евксентьевский беспомощно и смешно затрепыхался.

- Эй, ты рукам воли не давай! - закричал он, пытаясь вырваться. - А то...

- Что? - спросил Родион. - А то что?

Наверное, все с утра изнывали во дворе от безделья и потому смеялись сейчас над Евксентьевским, который нелепо дрыгал ногами в воздухе. Их окружили. Родион, заглядывая поочередно тому и другому в лицо, проговорил с нажимом на каждое слово:

- Вы, паразиты, перед нашим Платонычем ползать должны!

Чужаки загалдели. В середину круга пробился Гуцких. Он уже успокоился.

- Отпусти его, Гуляев.

- Чесотка, - брезгливо сказал Родион, поставив Евксентьевского на землю.

- Спасибо, - засмеялся тот. - Я уж думал, что повис до обеда...

Колени у Родиона заныли. Он ушел к самолетам, лег под крыло Яка. Ветерок, разгоняясь по летному полю, ровно и скоро тек под крылья, нес запахи свежей травы и сохнувшей уже земли. Работная, видать, весна подступает. Хоть бы кто-нибудь из ребят подлетел! Потолковать о делах, о спецовке из фибры и пластмассы для прыжков на лес, о новых створчатых парашютах, что будут раскрываться вытяжной веревкой. С самой весны разговоры идут про эти новинки, однако они еще не испытаны. Хорошо бы самим все проверить, а то перешлют в Улан-Удэ или Хабаровск. Родион был уверен, что нигде по всей Сибири нет таких парашютистов, и кому еще, как не его чертям, доверить испытания?

В здешнем оперативном отделении никто больше парашютиста-инструктора Гуляева не напрыгал. Поначалу он вел счет, но где-то на третьей сотне сбился и плюнул. Родион тут вышколил порядочно добрых пожарников, но вот уже второй год отсортировался у него постоянный состав, и он решил: от этих ребят - никуда. Один к одному парни, а Санька Бирюзов, тот троих у огня заменит. И всякую деревню он подымет - и сонную, и пьяную, и баптистов даже выгонял, бывало, на тушение. Его бы на этого дармоеда московского спустить, на чесотку эту! Вот еще ботало приблудило...

Ветер струил едва слышно к траве и ласковел, теплел с каждой минутой дело шло к полудню. Родион совсем задремывал уже, когда послышался голос Гуцких:

- Ты бы полегче с ними, Гуляев!

- А? - очнулся Родион. - Что?

- Да с захребетниками-то этими. Полегче, говорю, надо бы с ними.

- А ну их!

- Я почему-то всегда думал, что выдержки у тебя побольше...

Родион сел, поворочал плечами, стряхивая дремоту. Гуцких подлез под крыло, распахнул китель.

- Нет, ты послушай, Родя. Если уж прислали - будем делать, что можем. Без тебя собрание у нас состоялось. Так решили.

- А я что - против разве? Надо так надо.

- Гляди, а то невзначай забудешь про свою силу.