Про падение пропадом

…В полвторого приехали назад, две минуты чистили сапоги на футбольном поле перед казармой, потом нас бросили на обед, не дав умыться, а сразу после обеда вывели на построение и повели в кино. Уже после кино, перед осмотром у зубного врача, который произвели также быстро, едва мы вышли из клуба, я глянул на себя в зеркало — честно сказать, совершенно случайно — и увидел, что грязь от рук (моих), вытиравших с лица пот во время работы на полигоне, осталась, точно какой-то скульптор несколькими мазками грязных рук вздумал из лица солдата-москвича сделать беспризорника-ополченца. Среди солдат в парадной форме, присутствовавших на просмотре фильма, мы должны были быть, как ветки, только что вытянутые из болота. Тем не менее, это не помешало мне крепко уснуть, пользуясь темнотой и дерьмовыми фильмами. Когда я засыпал, у меня сложилось такое впечатление, словно мое тело растекается, как пластилиновая фигурка под солнцем, и перестает существовать, перестает привлекать чье-то внимание, за исключением тех, кто любит смотреть в пустоту. Просыпался несколько раз для того, чтобы изменить положение тела и совсем снять расслабленный ранее ремень. Дальше, как я уже говорил, нас осматривал стоматолог, а потом, напирая на мощность голосовых связок, мы выбили себе пять минут, чтобы обмыться с мылом и как следует почистить сапоги перед концертом. Концерт начинался в 16 ч. 30 м. В общем, для армии это было неплохо и было бы еще лучше, если бы мы так не устали.

* * *

Все думаю о том дне, когда я вернусь совсем. Этот день, как мне сейчас представляется, наступит после всемирного потопа, когда жизнь на Земле нашей восстановится заново, через огромный отрезок времени. Если об этом думать, то станет довольно тяжело жить. Но если жить, залив душу злобой на всё то, что тебе не нравится, можно легко ускорить течение времени, ослабить переживания по поводу того, что ты плохой, железный механизм, а тебе подобные по-прежнему состоят из живой, эластичной материи…

* * *

Я совершенно отгорожен от мира и живу один среди всего, включая людей, кучи песка, казарму. Не представляю себе, что за чертой нашего городка может что-то произойти, может кто-то умереть, у кого-то износиться колода карт, что-то разбиться или разбиться чья-то жизнь. Для меня жизнь идет только здесь, движется то, что я вижу собственными глазами, и мне представляется поэтому, что всё остальное, что у меня в доме, застыло, и я вернувшись, верну движение. Не верю ни во что, кроме этого.

^{1982–1984 гг.}

Поздравление, написанное и произнесённое Дмитрием на 45-летии отца

Долгий путь и свечей сорок пять.Праздничный стол, как награда за жизнь.Звонкий смех. Всё двинулось вспять.Только прошлое так неподвижно,Где-то там, в глубине души.Даже свечам не под силу его осветить.Оно огромно, как ночная степь,Как вселенная, не имеет краев,Как кошмар, гнетёт оно нас,

В борьбе наделяя силой муравьев.Оно зыбко, как поющий песок,Ничто нельзя на нем возвести,Кроме двух-трех сухих словНо из них кто-то высосал жизненный сок,Они ни к чему, потому что сухи.В минуты несчастья они убаюкивают нас,Манят, как любопытных детей,Словно высохшей мумии глазИ отталкивают.

Позволяют, отступая бежать без потерь,И миновать алтарь жертвоприношений.Ни один жрец не остановит нас.Всё в прошлом, всё мертво!Лишь высохшей мумии глазБезмолвно светится в нас,Скрывая тщательно свою немоту.А мы все бежим в темноту.А через день, когда все уйдутВ ночную степь души,

Когда бесплотные, они будут сторожить,То, что давно ушло и давно в тиши,Опусти глаза, как господь бог,Пусть никто не помешает тебе жить,И увидишь ты освященную на миг степь,И могилу сорок четвертого года,И свечей сорок пять.

^1980 г.

Происхождение Бакина (воспоминания)