Про Волгу, берега и годы

Казалось бы, отсутствие Петра в столице в течение по крайней мере двух недель (считая дорогу) должно было оставить какой-то след в особых походных журналах, или "юрналах", отмечавших события жизни царского двора. Однако в "юрнале" за 1711 год я не нашел упоминаний о длительной поездке Петра на водораздел. Да в тот бурный год такая поездка вообще была, по меньшей мере, маловероятной. В январе царь уехал в Москву, готовясь к походу против турок, потом направился к войскам. Все лето его внимание поглощали не Ковжа и Вытегра, а Днестр и Прут. Петр долго находился при армии, а с июля до последних дней года — в Варшаве, Дрездене, Карлсбаде, Эльбинге, Риге.

Попав теперь в Вытегру, я прочел в архиве заметки бывшего учителя Дьякова. Он вел их в прошлом веке. Учитель записал рассказ старого священника, отец которого встречал Петра во время его исторически достоверного приезда к водоразделу Петр, говорится в рукописи Дьякова, ехал из Петербурга в Архангельск по тракту. Крестьяне высыпали встречать царя на гору. Царь, присев на траву, из разговоров узнал, что пристань, где товары, перевозимые гужом через водораздел, снова грузят на суда, находится всего в четырех верстах. Заинтересованный Петр сам пошел туда.

Автор рукописи справедливо предполагает, что именно там-то, на этой пристани, и зародился у царя более ясный план соединения рек. Его приезд на Вытегру и разговор с крестьянами был решающим. Через какое-то время после поездки царь и поручил Перри более детальные изыскания. Не было ему нужды сидеть в шалаше!

Я не стал бы уделять всему этому столько внимания, если бы, занимаясь несколько лет историей отечественного судоходства, не сталкивался со многими подобными случаями умаления подлинной роли народа и приписывания его заслуг какой-либо личности, пусть даже действительно выдающейся, исключительной.

Деятельный ум Петра был скор на решения. Уже начали было рубить лес для шлюзов на водоразделе, когда другие события надолго отвлекли внимание царя. Строительные работы начались лишь при Павле I в 1799 году. Они велись без перерыва, и в 1808 году через водораздел было пропущено первое судно. Торжественное открытие судоходства на Мариинской системе состоялось 21 июля 1810 года.

Это было выдающееся событие в истории не только отечественной, но и мировой гидротехники.

В самом деле: к началу XIX века молодая столица России оказалась связанной с главной водной магистралью страны тремя искусственными водными системами (третья, Тихвинская, вступила в строй в 1811 году)! При остальной технике крепостнической России строителям Мариинки удалось всего за одиннадцать лет шлюзовать две реки и соединить их каналом.

Это было сделано на два десятилетия раньше, чем Москву и Петербург соединило шоссе, на четыре десятилетия раньше постройки железной дороги того же направления, на шесть десятилетий раньше сооружения железнодорожной линии от Бологого на Волгу. Это было сделано до победного шествия пара в технике, до применения паровых машин на транспорте. Это было осуществлено гораздо раньше, чем Фердинанд Лессепс впервые появился во дворце правителя Египта с проектом Суэцкого канала. Это было за сто с лишним лет до того, как строители прорыли канал на Панамском перешейке.

* * *

Василий Иванович Королев согласился показать мне северный склон трассы Волго-Балта. Решили начать с водораздела и оттуда спуститься к Онежскому озеру вдоль будущей дороги кораблей.

От Петровского обелиска отправились к Матке-озеру, у которого Петр некогда велел рубить лес для постройки шлюзов. Теперь оно взбаламучено землесосами Волго-Балта. Неподалеку — второе озеро, уже целиком сотворенное гидромеханизаторами. Чайки кружат над мутной водой, толстые трубы на подпорках тянутся далеко в лес.

Небо хмурится, накрапывает дождь, пахнет тиной. Чтобы не ломать ноги в буреломе и не увязнуть в болоте, идем по скользким трубам. В них шумит пульпа. Трудно было бы представить, с какой скоростью мчится жижа, если бы не камни, попавшие вместе с песком и глиной: защелкало в сотне шагов, через несколько секунд гремит уже под ногами.

— От этих гостинцев трубы утончаются, становятся, как папиросная бумага, — качает головой Королев.

Дождь усиливается. В этих местах он частый гость. Балансируем на трубах над оврагом, выходим к бывшему болоту. Конец ему! За одно лето гидромеханизаторы похоронили его под таким слоем песка, какой реке не намыть и за сто лет.

Трубы привели нас в конце концов к виновникам всех этих геологических катастроф. Мы попали вовремя: два землесоса, прорывавших новый водораздельный канал навстречу друг другу, нацелили водяные "пушки" гидромониторов для "залпа" по последней перемычке. С опаской, не подходя к краям, мы прошли по ней. Корни березок уже торчали в воздухе над обрывом.

— Извините, товарищи, вы уж куда-нибудь в сторонку, — просят нас. — Струя ведь и убить может: восемь атмосфер, деревья ломает.

Через четверть часа под ударами водяных "пушек" перемычка осела, рухнула, расползлась жидкой грязью.