Про Волгу, берега и годы

Поздний вечер, последние километры Мариинки. Гора, а на ней в пожаре заката — чудо из чудес, знаменитая семнадцатиглавая деревянная церковь Вытегорского погоста. Полистайте книги, посвященные истории отечественной и мировой архитектуры, там есть ее снимки. А здесь — вот она, рядом, любуйся, удивляйся!

Любуйся гармонией куполов, взбегающих к главному замысловатыми уступами. Удивляйся тому, что этот простоявший с петровских времен храм поставлен без единого гвоздя, срублен и пригнан топорами сельских плотников так точно, что не понадобилось даже конопатить пазы между бревнами.

Вот и окраины Вытегры. Водная дорога проходит сквозь город. Подъемный мост пропускает "Шексну" к последней пристани Мариинки.

Сто пятьдесят лет прослужила Мариинская система России прежде чем сдать вахту идущему ей на смену Волго-Балту. Одним из первых обсохнет бывший шлюз святого Дмитрия в березовой роще под Вытегрой. Его начальник — Николай Антонович Шинкарчук.

На систему он поступил в 1912 году. В те времена начальник шлюза именовался "унтером", носил мундир с зелеными кантами и большую жестяную бляху. Вахтенных называли "часовыми" — им полагалась только бляха. Шинкарчук поступил рабочим-судопропускником.

— Да, значит, катал я ворота на шлюзе святой Елизаветы, а потом забрили меня в солдаты. Служил артиллеристом в Кронштадте. После революции отпустили нас по домам. Но в то времечко на печи долго не засиживались. Взяли меня в части Чека, а вскорости определили в Москву-столицу, в отряд особого назначения, который нёс охрану во время съездов и важных заседаний.

Шинкарчук не раз видел Владимира Ильича, большей частью на трибуне или в президиуме. Был в зале Большого театра, где VIII Всероссийский съезд Советов обсуждал план электрификации России. Запомнил листок серой бумаги — изображено сердце, на нем крупные буквы "Электрификация", от сердца вроде ниточки к пяти квадратикам: жилище, пища, одежда, культура, транспорт…

Из Москвы Шинкарчук вернулся в родную деревню Даниловку, где сидели с лучиной и ткали на самодельных станках холсты для рубах. Теперь этой деревни нет — ее перенесли, там котлован второго шлюза Волго-Балта.

За долгие десятилетия работы на системе Николай Антонович и сам перепробовал много и многих научил. Был вахтенным на шлюзе, кузнецом в ремонтных мастерских, багермейстером. На войну ушел солдатом, воевал с первого года до победы, в саперном батальоне после боя был принят в партию.

— А вот Таисия Михайловна тут заместо мужиков командовала, — кивает Николай Антонович.

В шлюз только что зашел буксировщик, и Таисия Михайловна Александрова вместе с Марией Ивановной Калиной закрывают ворота. Деревянные створки медленно смыкаются, крутя воронки в темной воде.

Таисия Михайловна, худенькая, застенчивая, говорит тихо. На системе она уже двадцать семь лет. Проводив мужа на фронт, вступила в партию, приняла два шлюза, бегала от одного к другому. Тогда-то, должно быть, и подорвала здоровье, но уходить на пенсию не хочется, сроднилась с работой. А муж не вернулся с войны…

— Таисия Михайловна в войну у нас героем была, двадцать четыре человека под началом держала, кроме двух шлюзов, ей еще три плотины поручили, — вступает в разговор Мария Ивановна. — Сильно бедовали мы тут. Одни бабы! И плотничали, и камень клали — всему научились. Вот эти парапеты как раз в войну строили.

Мария Ивановна гладит шершавое дерево рукой. Морщинки выступают у глаз на загорелом лице:

— Трудовые книжки у нас не мараны, в войну не сбежали к хозяйству, за деньгой не гнались. С зари, бывало, сидишь не евши, хлеб-то из Вытегры к двум часам привозили. Это я не в бахвальство. Было — и было. Но если писать про Волго-Балт будете, вспомните и нас, мариинских…

* * *

— Вот он!

В березовой листве мелькнул золотой шар. Он горел на замшелом гранитном обелиске, окруженном покосившимися каменными столбиками. Подле на лужке паслись коровы.

Но где же бронзовые доски с надписями? Только дыры от болтов, которыми они были прикреплены к граниту. Значит, теперь уже не прочтешь странно рубленные фразы, знакомые по книгам:

"Зиждитель пользы и славы народа своего Великий Петр здесь помышлял о судоходстве — Отдыхал на сем месте в 1711 году. Благоговейте, сыны России! — Петрову мысль Мария совершила — В ознаменование ее любви к отечеству канал сей наименован Мариинским".

В то лето, когда Петр бывал здесь, белые облака, наверное, вот так же бежали в синеве; шелестели березы, тонко пели комары. Место, позже отмеченное обелиском, опознал стопятнадцатилетний старец Пахом. Чуть не век спустя после петровских изысканий его привезли сюда на телеге из соседней деревни. Цепкая память крестьянина сохранила многое.