Вот те раз! Сколько помню разговоров с капитанами — а разговоры эти начались свыше трех десятков лет назад, когда две навигации довелось мне ходить на теплоходе по Енисею в составе команды, — сколько помню, всегда для капитана и штурмана высшей похвалой было: знает не то что каждый мыс, а каждый камешек на том мысу. А тут — "к сожалению"!
— Будем откровенны, — продолжил капитан. — Темп жизни ускорился. Сейчас мне тридцать четыре. Капитаном я стал в тридцать лет. Это обычно, это заурядно. Прежде становились капитанами в сорок, сорок пять, даже позднее. Видимо, возраст имеет свои законы. Вот, запоминаешь кустики, к тридцати уже запомнил…
Я слушал капитана со смешанным чувством. С детства сидит во мне крайне уважительное отношение к капитанской профессии, так сказать, в традиционном ее понимании. Но, может, теперь уже не видят в капитанстве потолка речной жизни?
Хотел вставить что-то о перспективах работы на флоте. Что-нибудь вроде: "Сейчас — "Красногвардеец", потом новое судно, большее, новая техника". Но, черт возьми, "Красногвардеец" и так достаточно большой теплоход, на нем и эхолот, и радиолокатор, все как быть полагается.
— А не думаете продолжать образование? Перспектив больше.
— Да? Я тоже так полагаю. Поэтому и окончил институт инженеров водного транспорта. Заочно.
— Вот как! Так вы инженер-судоводитель?
— Инженер-экономист.
— Экономист?
— А почему вас это удивляет? Возьмите наших капитанов. Высшее образование теперь у многих. Инженеры-судоводители. В Северо-Западном речном пароходстве — подчеркиваю, речном! — есть ребята, получившие даже диплом морского капитана дальнего плавания. И все же… Капитан — это хорошо, но мало. Разве я единственный судоводитель с образованием экономиста? Из моих сверстников уже седьмой на диплом выходит. И тоже заочно. Возможности другие, когда ты еще и экономист. Не подумайте, что хвастаюсь, но вымпел победителя в соревновании — у нас, на "Красногвардейце". Реформа требует большего, чем знание каждого кустика. Думаю, что совмещение в одном лице капитана и дипломированного экономиста не менее важно, чем распространенное теперь совмещение профессий капитана и механика. И в чем-то перспективнее. Институт дает знание экономики по довольно широкому профилю. Я инженер-экономист водного, следовательно, речного и морского транспорта. А для Волги морской транзит — сегодняшняя реальность. Прошлый год после конца волжской навигации пошел для практики в море на "Балтийском-27". Может, встречали? Это типа "река — море". Вот на таком и ходил. Правда, не капитаном, вторым штурманом.
— Ну да, у вас же практика: Ладога, Онежское… Близко к морской.
— Да… Но дело не в озерной практике. Я после института поступил в Ленинградское мореходное училище. Сдам государственные экзамены, буду дипломированным морским штурманом.
— A-а! Глядишь, через год-два и в загранплавание, в чужие моря…
— Почему через год-два? Побывал на "Балтийском" в Италии, в Югославии. Какой колизей в Пуле!
— А как с языковым барьером?
— С английским не пропадешь. Шекспира в подлиннике не читаю, но без переводчика обхожусь.
…Я провел на "Красногвардейце" три дня, постоял с капитаном Грязновым на ночных беспокойных вахтах. Думаете, он баловень судьбы? Мальчуганом перенес ленинградскую блокаду, пошел на флот, ходил первые годы на старых суденышках, где в топку бросали сырые поленья, недоедал, недосыпал, учился, стал вторым помощником капитана, капитаном. Мало ему! Диплом инженера в кармане — мало! Вот-вот будет у него диплом штурмана дальнего плавания. Остановится на этом? Не уверен.
Что же осталось мне досказать о дороге с Волги на Балтику? Онежским озером, Свирью начались места хоженые, известные и от Волги достаточно далекие. Мы вышли в Ладогу. Пресноводное наше море как бы притаилось перед штормом. Густо-синие тучи висели над горизонтом, а вода приняла тот особый цвет, который позволяет военным кораблям сливаться с поверхностью северных морей.
Утром была Нева. На островке у невского истока поднимались развалины стен Петрокрепости. Царизм запятнал ее имя, сделав тюрьмой. В Отечественную войну небольшой гарнизон смыл это пятно. Отец капитана Грязнова был здесь командиром орудия. Выдержав шестнадцатимесячную осаду в стенах, разбитых бомбами и снарядами, храбрецы вернули крепости боевую славу, которая шла еще от защитников древнего Орешка, построенного на островке новгородцами.
Павильон речного вокзала "Петрокрепость" возле одетого в розовый гранит устья старых петровских каналов сверкал идеально прозрачными зеркальными стеклами, и вокруг была чистота военного порта, чуждая маленькой волжской пристани с некоторой ее домашней безалаберностью.
Нева крутила воронки. "Красногвардеец", подхваченный мощным течением, обрел юношескую резвость — и, промчавшись мимо памятного "Холма Славы" у Ивановских порогов, мы с разлета причалили к ленинградской земле неподалеку от Володарского моста, куда уже, кажется, доносится шум балтийской волны.
На "золотом кольце" и возле него