Пробитое пулями знамя

Занятый своими мыслями, Порфирий забыл, что позади него идет Дарья. За всю дорогу она тоже ничем не напомнила о себе. Хочется помолчать человеку, надобно это ему — пусть помолчит. Ей со стороны еще виднее, чем Лизе, какой огонь сжигает Порфирия. Неосторожным словом этот огонь можно только пуще раздуть.

Они спустились к реке много выше города, против Молыенской горы. Здесь были отлогие галечные россыпи, а на таких россыпях охотнее всего забивается под лед рыба от надоедного мелькания шуги. Уда курилась блуждающими дымками — это поднимался пар от еще не слишком настывшей воды. Ивовый прутняк больно хлестал по ногам, когда Порфирий с Дарьей пересекали отмель. В маленьких лунках похрустывал бело-молочный ледок, рушился и со звоном сыпался на обсохшие донца.

— Пусто как, — пробормотал Порфирий, останавливаясь и вынимая топор из-за опояски.

Он посмотрел направо и налево. По темной ленте реки беззвучно двигались опаловые пятна шуги, все время меняя свои живые узоры. Забереги казались бесконечными и сливались с далью и серыми сумерками начинающегося рассвета. Дарья вслед за Порфирием ступила на лед и невольно попятилась: ей представилось, что она идет но воде.

Не бойся, — усмехнулся Порфирий, — осенний лед, он тонкий, а тугой, крепкий. Будет хрустеть — и то сдержит. Ну, куда же нам податься? К городу или к Рубахи-пой? Однако к Рубахиной лучше. Деревня от реки в стороне, никто не помешает. А из города мальчишки тоже вот-вот, поди, набегут.

Как сам решишь, Порфирий Гаврилович, так и пойдем. В этом я тебе не советчица.

Порфирий занял место «речнее» Дарьи — дальше от берега, и оба они заскользили по гладкому льду. Тут было неглубоко, может быть всего на пол-арншна, а где и того менее, и каждая мелочь, каждый пустяк, даже песчинки, увлекаемые течением, были видны. Дарья глянула вправо. Эх, красота какая — пестренький камень! Будь он поменьше, полегче, вырубить бы его из-подо льда и принести игрушку Ленке. В редкость встретишь такую красоту: по черному зеленые крапины. Дарья наклонилась, разглядывая. Господи, да ведь это же налим! Натуго втиснулся на мели между дном реки и заберегом, точно хочет поднять лед своей спиной и вылезти вовсе на сухое место… А налим стоял неподвижно, выпучив круглые глаза и слегка поводя тонким плоским хвостом.

Порфирий Гаврилович, — шепотом позвала Дарья, боясь теперь даже пошевельнуться. — Он! Что мне с ним делать?

Бей в лоб обушком, — быстро отозвался Порфирий. — Или дай сперва я тебе сам покажу.

Подлетел, занеся топор высоко, и с размаху ударил. Тупо щелкнул обух, над головой налима образовалось белое пятно, и от него в стороны побежали тонкие лучики. Налим завертелся, взметая со дна песок. Порфирий ударил еще раз и стал торопливо рубить во льду окошко.

Ну, ты фартовая, Дарья, — сказал он, запуская руку в прорубку и за жабры выхватывая налима из воды, — первая начала. А в рыбине, однако, фунта четыре будет.

Дарья глядела словно завороженная, ей уже рисовалось, как они с Порфирием принесут сегодня домой целый мешок рыбы. Она всунула налима в холщовую котомку, и лямка легла ей на плечо приятной тяжестью.

Стало светлее, раздвинулся обзор. Порфирий с Дарьей отошли дальше друг от друга.

После второго налима, опять-таки увиденного ею, хотя и оглушенного тоже Порфирием, Дарья посмелела. Третьего «гвоздика» — длиной всего на четверть — она долбанула сама, но где-то рядом с его головой. Налимчик вывернулся вверх брюхом, потом крутнулся, как веретено, и, натыкаясь на камни, побежал в глубину. Дарья тяпнула обухом еще и еще, все промахиваясь, и каждый раз налим показывал ей свое беловатое брюхо. Уйдет, ведь уйдет! Она бы уже позвала и Порфирия, но тот в отдалении сам бил в заберег топором. Лед вокруг Дарьи оплелся паутиной мелких трещин, они мешали видеть налима, и Дарья опускала обух наугад. Наконец она ударила правильно. «Гвоздик» вытянулся и вспыл, как лоскут бересты. Дарья рубила в тонком льду окошки одно за другим, забрызгалась водой, и юбка на ней залубенела, а все никак не могла поймать скользкую рыбу. Примчался Порфирий на помощь.

Эка, я думал, зверь у тебя, а вся добыча — от кошки отборониться. Измокла ты, закоченеешь теперь. Да по первости так и бывает. Мальчишкой сам купался не раз.

Ничего, — сказала Дарья. — Зато какая ни есть, а добыча.

Порфирий втолкнул ей в котомку своего налима. Он лег в мешок тугим кольцом, один больше всех трех остальных, и Дарья невольно поправила на плече лямку.

Режет? — спросил Порфирий. — Давай, однако, я сам буду носить.

Нет, нет! Тебе нужнее руки свободные, я-то чего наглушу. Не забавляться пришли, — поправила платок на голове и заскользила по льду вперед.

Порфирий посмотрел на нее уважительно.

Над Мольтой зажелтела полоска зари. Упадут на реку первые лучи солнца — и рыбалке конец, уйдут в глубину все налимы. Ах, не поднималось бы солнце подольше! Охотничий азарт захватил их обоих.