Проблема для некроманта

– Да, в другое время я первый сказал бы себе то же самое, – согласился Винсент, по-прежнему пристально глядя на меня. – Кому и зачем нужен университетский профессор, который не рвется к должностям – я отказался от кресла ректора вовсе не для того, чтобы меня попросили еще раз – и не лезет в дела сильных мира сего. Еще месяц назад я бы и не подумал тебя расспрашивать, поверив в потерю памяти и списав на нее все странности.

А вот это вряд ли. Аналитический ум не включается и не отключается по щелчку, это привычка.

– Только почему-то в Джеиме на некромантов напал странный мор. Месяц назад – ректор, который давно оставил практику, слишком много внимания требовал университет. Сердечный приступ, ничего неожиданного для человека его возраста… вот только он не простой человек, а маг мог бы жить еще лет триста до того, как появятся первые признаки старения.

Триста? Неплохо. Интересно, сколько тогда лет профессору на самом деле? Чуть за тридцать, как мне показалось в самом начале? Или слегка под триста? Хотя непохож он на здорово пожившего и много повидавшего. Взгляд не тот.

– Потом Эйрик. Свалился пьяный с моста посреди ночи, в кармане нашли флягу с крепким хлебным вином.

Крепкое хлебное вино? Водка? Похоже на то.

– Только он никогда не напивался до невменяемости. Потом… впрочем, имена не важны, ты все равно их не знала. Зарезан в пьяной потасовке в борделе. Скатился с лестницы собственного дома, размозжив голову. Зарезан на рынке, поймав за руку карманника.

Странно, в нашем мире карманники «мокрухой» брезгуют. Те, кто в самом деле этим живет, а не гопота.

– И, наконец, вчера, точнее, сегодня под утро… Пойдем.

Он протащил меня ко второй двери, и я уже знала, что за ней увижу. Еще один стол с трупом. Так и оказалось. Мужчина, на вид – ровесник профессора. Одет, в отличие от сегодняшнего «препарата». Белоснежная рубашка залита кровью.

– Перерезал себе горло сегодня ночью, – сказал профессор. – И теперь в Джеиме больше нет некромантов, кроме меня, факультетского лаборанта и моих студентов.

Глава 10

От этих слов профессора у меня мороз пробежал по хребту. Совпадения, конечно, бывают и нелепые, и трагические, иной раз жизнь преподносит такое, что ни в какую не придумаешь, и все же…

Если он мне не врет. Если у него не психоз, под который он подстраивает факты.

– Ивар был моим другом, – глухо произнес Винсент. – Невероятный оптимист, любитель хорошей кухни, доброго вина и красивых женщин. И я не верю в самоубийство.

Я покачала головой. Нет, я не скажу этого вслух, но все указывало на то, что покойный перерезал себе горло собственноручно…

А в следующий миг профессор развернулся ко мне так стремительно, что я невольно шарахнулась и влетела спиной в стену. Вскрикнула, приложившись затылком, на глаза навернулись слезы, как бывает от неожиданной боли.

– Кто ты такая? – рявкнул профессор. – Кто тебя послал и что обещал за то, чтобы добраться и до меня?

– Никто! Ничего! – закричала я ему в лицо. – И отпусти меня, долбаный параноик!

Нервы сдали окончательно, и я продолжала кричать на него, не сознавая, что несу, не замечая, что меня в самом деле выпустили, и я сползла по стене. Потом силы ругаться кончились, и я осталась сидеть на полу, уткнувшись лбом в колени и всхлипывая. Еще немного – и завою в голос. Не сдаст инквизиции, в самом деле. Сам пришибет, не поверив, потому что невозможно в такое поверить в здравом уме. Или в психушку засадит. Интересно, какие тут психушки? Как Бедлам, где приковывали цепями, лупили плетьми и обливали ледяной водой? Тогда лучше пусть пришибет.

– И отстань от меня, наконец, все равно ничего нового не скажу, – всхлипнула я. – Врать не умею, а в правду ты не поверишь.

Винсент присел напротив, взял меня за плечи.

– Да отпусти же! – снова рванулась я. Но вместо этого он вздернул меня на ноги, прижал к себе. Я безрезультатно дернулась несколько раз и замерла, всхлипывая в его плечо. Слезы лились и лились, никак не желая остановиться. Он молчал. Обнимал, не давая снова сползти на пол, гладил по голове и молчал, пока я не перестала всхлипывать.

– Отпусти, я пришла в себя, – прошептала я, наконец, и он отстранился. Все так же молча вытащил из рукава белоснежный платок, протянул мне. Я взяла тряпицу, теплую от его тела, некстати подумав, что выгляжу сейчас, должно быть, ужасно – и от этой мысли снова захотелось плакать. Вытерла слезы. Шмыгнула носом – сморкаться в тонкий батист казалось кощунством.

– Прости меня, пожалуйста, – сказал вдруг Винсент.

– Нет. – Я вернула ему платок. – Ты извиняешься только потому, что я сорвалась. Не привык, видимо, к женским слезам.

– Да, у меня на экзаменах не бывает плачущих студенток, – согласился он.

Но ни примирительный тон, ни успокаивающая улыбка не заставили меня заткнуться.

– Не ревела бы я сейчас – продолжал бы прессовать и думать, что ты в своем праве. Как будто у человека не может быть тайн, которыми он не желает делиться с первым встречным!

– Если эти тайны угрожают жизни того самого первого встречного?