– Я же говорю, около недели назад. Посыльный был сама скрытность: он просочился в мою дверь, не успел я еще толком ее открыть. Он тут же протянул мне письмо, а потом, через щелку в двери тщательно оглядев всю улицу, чтобы убедиться, что его не увидят, так же быстро метнулся наружу. Он не оставил своего имени, но сказал, что ты велел ему использовать для связи меня. Я так понял, что это тот самый человек, который так тебе помог после попытки тебя убить?
– Да, его зовут Франку, но даже это следует держать в секрете. Он идет на огромный риск: помнишь, ведь отлучение от общины полностью запрещает любому еврею разговаривать со мной. Он – моя единственная связь с прошлым, а ты – моя единственная связь с ним. Я очень хочу с ним встретиться.
– Хорошо. Я взял на себя смелость сказать ему, что ты сегодня будешь в Амстердаме, и глаза у него так загорелись, что я предложил ему прийти сюда, чтобы увидеться с тобой завтра утром.
– И что он ответил?
– Он сказал, что к этому есть определенные препятствия, но он сделает все, что в человеческих силах, чтобы добраться сюда еще до полудня.
– Спасибо тебе, Симон.
На следующее утро громкий стук в дверь разнесся по всему дому. Когда Симон открыл, Франку, одетый в плащ с капюшоном, скрывавшим его голову и бо́льшую часть лица, проскользнул внутрь. Симон провел его к Бенто, который ждал в передней гостиной, выходящей окнами на канал, а потом ненавязчиво оставил их одних. Франку расплылся в улыбке, положив обе ладони на плечи Спинозы.
– Ах, Бенто, какое блаженство – видеть тебя!
– А для меня блаженство – встретиться с тобой. Снимай свой плащ и дай разглядеть тебя, Франку, – Бенто обошел его по кругу. – Так-так-так. Ты изменился, чуть раздобрел, лицо округлилось и поздоровело. Но эта борода и черные одежды… ты похож на талмудиста! Насколько опасно для тебя находиться здесь? И каково тебе живется в роли женатого человека? Ты доволен?
– Сколько вопросов! – рассмеялся Франку. – На какой же отвечать первым? Думаю, на последний. Разве твой приятель Эпикур не счел бы этот вопрос главным? Да, я очень доволен. Моя жизнь сильно изменилась к лучшему. А ты, Бенто, ты доволен?
– Я тоже. Я более доволен, чем когда-либо прежде. Как Симон, наверное, тебе сказал, я живу в Рейнсбурге, в маленькой тихой деревушке, и живу именно так, как хочу – один, и меня почти ничто не отвлекает. Я размышляю, я пишу, и никто больше не пытается меня зарезать. Что может быть лучше! Но как же остальные мои вопросы?
– Моя жена и сын – истинное благословение Божие! Она – та родственная душа, которую я надеялся найти, а теперь еще и превращается в образованную родственную душу. Я учил ее читать по-португальски и на иврите, а голландский мы осваиваем вместе. О чем ты еще спрашивал? А, моя одежда и эта растительность? – Франку погладил бороду. – Это может оказаться для тебя потрясением, но я учусь в твоей прежней школе, в йешиве Перейра. Рабби Мортейра пожаловал мне такую щедрую стипендию от синагоги, что мне больше не обязательно работать – ни на моего дядю, ни на кого-либо другого!
– Редкий случай!
– До меня дошел слух, что тебе как-то предлагали такую стипендию. Наверное, благодаря какой-то ужимке судьбы она досталась мне. Возможно, меня вознаградили за то, что я тебя предал.
– А какие причины привел рабби Мортейра?
– Когда я спросил его, чем я это заслужил, он меня удивил. Он сказал, что стипендия – это способ, его лично и еврейской общины, почтить моего отца, чья репутация, как и репутация длинной родословной его предков-раввинов, оказалась гораздо выше, чем я мог себе представить. Но он также добавил, что я – многообещающий ученик, который может однажды пойти по стопам своего отца.
– И… – Бенто глубоко вдохнул, – как ты ответил рабби?
– Благодарностью, конечно. Бенто Спиноза, ты заставил меня возжаждать знаний – и, к удовольствию рабби, я с радостью погрузился в изучение Талмуда и Торы.
– Понимаю. Э-э… ну… ты многого достиг. Иврит в твоей записке просто превосходен.
– Да, я рад за себя, и моя радость от учения возрастает день ото дня.
Последовала небольшая пауза. Они оба открыли рты, чтобы что-то сказать, но передумали. Еще немного помолчав, Франку спросил:
– Бенто, ты был в такой тревоге, когда я в последний раз видел тебя, после того нападения. Быстро ли ты оправился?
Бенто кивнул:
– Да, и в немалой степени благодаря тебе. Тебе будет приятно знать, что даже теперь, в Рейнсбурге, я держу свой старый изрезанный плащ на самом виду. Это был превосходный совет.
– Расскажи мне побольше о своей жизни.
– Ах, ну, что тебе сказать? Полдня я шлифую линзы, а в остальное время думаю, читаю и пишу. Не так-то много того, о чем можно рассказывать – с внешней стороны. Я целиком и полностью живу в своих мыслях.
– А та молодая женщина, что провела меня тогда к тебе в комнату? Та, что причинила тебе столько боли?
– Она и мой друг Дирк планируют сыграть свадьбу.
Короткая пауза. Франку попросил:
– И что же? Расскажи подробнее.