И, взяв меня за руку, провела меня по древним, занесённым листвой лестницам, на самый верх храма, на украшенный барельефами балкончик. Взявшись за руки, мы подошли к его краю. Отсюда простирался прекрасный вид на всю Алинду — её горы, реки, моря, поля. И трещины в зеленоватой выси небосвода, кровоточащими ранами пересекающие небеса. Что это?! Ещё недавно их не было. В небе змеились трещины — будто молнии пронзали купол мира. Трещины раскололи небосвод, словно хрупкое стекло — с жутким звоном они взламывали васильковую твердь, и острые хрустальные осколки падали вниз…Мир Алинды трещал по швам.
— Что происходит?!
Меня стала колотить крупная дрожь.
— Я умираю, — просто сказала Алинда. — Реальность Инферно-8 всё больше и больше вторгается в меня. Я держусь из последних сил — но их так мало…
Я содрогнулся.
— Но…
— Я вижу и слышу боль всех подключенных ко мне существ, — шептала она. — Я сняла все фильтры боли и блокираторы. К счастью, этих существ не так уж и много — иначе я сошла бы с ума, — она через силу, вымученно улыбнулась. — А ваша компания — она как светлый лучик в этом агонизирующем царстве. Я не знаю, какие религии приняты у вас, но я люблю вас.
Потрясённый признанием, я обнял её и прижал к себе. Алинда не сопротивлялась. Она прикрыла глаза и, казалось, плакала. Ощущать боль всех живых существ на планете… я содрогнулся. Но зачем?!
— Иначе я не имела бы права называться Богиней, — угадав мои мысли, шепнула она.
— Послушай…
Я прикрыл глаза.
— Я тоже расскажу тебе историю.
— Давай, — шепнула Алинда.
— Там, в реальности, у меня было высокое внутричерепное давление. Знаешь, что это такое — когда боишься, что можешь умереть каждое мгновение? Когда можешь лечь спать — и не проснуться? А кем бы я стал после инсульта? Я превратился бы в мычащее, пускающее слюни, бесполезное растение… на руках у пенсионеров-родителей. Этот разве жизнь?! В тридцать три года?! Я пошёл бы на всё, чтобы избежать этого. Ах, как жаль, что у нас запрещена эвтаназия! С каким бы наслаждением я бы пустил себе пулю в лоб! Не пойми меня неправильно, я категорически против самоубийств — но в данном случае… Всё, что угодно лучше бессмысленно мямлящего идиота, доживающего свой век на руках у нянечек. Здесь, в Алинде, у меня не болит голова. Здесь, в Алинде, я могу жить, как нормальный человек. Вот ещё одна причина, почему я люблю тебя.
Я перевёл дух.
— Там, в реале, у меня была жена. Она бросила меня, когда у меня начались проблемы с давлением. Я её не виню — я бросил бы себя сам. Всего в реальности у меня был с десяток свиданий — и только три девушки.
Я покачал головой:
— Да и отношения продлились по три недели… Все эти слова о том, что я бросаю девушек — чистая фикция. Да, нередко я сам расстаюсь с теми, кто бы хотел продолжать отношения. Потому что не хочу быть им обузой. Не хочу перекладывать на них свои проблемы, не хочу им навязывать себя.
Я только махнул рукой.
— Моё бесконечное, пятилетнее одиночество — разве это не оправдание для того, что я хочу казаться чуть-чуть другим в виртуале, чем в реальности? Разве все мои бессонные ночи — не индульгенция для крохотного, никому не нужного, бесценного счастья? Не нужного никому, кроме меня? Быть может, я живу ради одной только улыбки тех, кого никогда не увижу, ради одного их доброго слова. Ведь ничего другого у меня нет — и на любое другое я уже давно надеяться перестал.
Я перевёл дух.
— В Интернете я могу казаться весёлым, интересным, привлекательным парнем. Ведь там я всего лишь набор картинок и мишура из слов. А обращаться со словами я умею — я писатель.
Я и впрямь писатель — одна книжка, вышедшая в АСТ, и с десяток публикаций по журналам — ничего такого, на что стоило бы обращать внимание.
Я взял её за руку.
— Ты — моя несовершенная Богиня, а я — твой жалкий ангел, но быть может, это всё, что нам в реальности надо?
Богиня молчала.
— Скажи, — спустя какое-то время сказала Алинда, — а ты и впрямь всех любишь?
— Банни, Биппи, Салли, Лису? — улыбнулся я.
— Да.
— Люблю, — просто сказал я.
— Но… как же так?
— Не знаю, — пожал я плечами и стал смотреть на вечный закат. — На мой взгляд, любовь — это нечто такое, что разлито в воздухе, вечное, звенящее, и, хоть раз прикоснувшись к нему — не любить уже нельзя.
— А я? — повернулась она ко мне
Мерцали озёра её карих глаз.
— Любишь ли ты меня?
Я улыбнулся ей и повёл рукой, будто обнимая всё сущее:
— Если это ты — то я люблю тебя.
Мы долго стояли и смотрели на закат — взявшись за руки, будто дети перед вечным сиянием дня.
Если не обращать внимания на трещины в небосводе, то… В вечно-утреннем свете Алинда была прекрасна: поблёскивали мрамором и самоцветными камнями улочки Эльана, мягкими зелёными волнами, словно китами, укутанными в махровые полотенца, катили свои спины к горизонту холмы. Бело-серебряные и сиреневые шапки деревьев сливались в нежно-пастельные лесные моря. Реки текли голубовато-стальными лентами. Алые и синие флаги башенок полоскались на ветру. Дуновение с Пряничных Гор несло ароматы ванили и корицы. Благодать…