Уилл вышел из аудитории в глубокой задумчивости. Если Гайст хотел заставить его мыслить, он в этом преуспел. Введение в генетику заставило Уилла по-новому взглянуть на загадочные способности, которые он открывал в себе почти каждый день. В их основе должна была лежать генетика, но насколько ему было известно, ни Джордан, ни Белинда Вест никогда не демонстрировали ни один из тех талантов, которыми теперь был наделен он.
Но если это досталось ему не от родителей, то откуда же это взялось?
Зал тяжелой атлетики
Уилл позвонил в звонок на стойке около зарешеченной двери склада. Он взял из шкафчика сетку с вещами, которые надо было выстирать, и у него осталось время переодеться перед тренировкой.
– Эй, Джолли, вы тут?
– Это опять ты, – проворчал Непстед.
Уилл услышал скрип колес его инвалидного кресла раньше, чем карлик выкатился в маленькую комнатку, примыкавшую к стойке. В прошлый раз Уилл этой комнатки не заметил.
– Забыл спросить, – сказал он, показав Непстеду сетку с вещами. – А что делать с тем, что надо постирать?
– Брось сетку в контейнер, который стоит в душевой, – сказал Непстед. – Чистые вещи доставят тебе в комнату через два дня. Кроме пятницы. Если отдашь в стирку в пятницу, получишь в понедельник.
Непстед подкатился поближе к решетке и пытливо посмотрел на Уилла своими странными, круглыми и немигающими глазами.
– На днях мы говорили насчет эмблемы, – осторожно проговорил Уилл. Я кое-что узнал и хотел расспросить вас об этом.
– Вот как?
– Вы знали о том, что первые Паладины были рыцарями Карла Великого? – спросил Уилл.
– Я что, похож на законченного тупицу? – спросил Непстед равнодушно. – Ну, если уж ты это знаешь, скажи мне, сколько их было.
– Двенадцать, – ответил Уилл. – И они называли себя Пэрами.
– Двенадцать – священное число, – произнес Непстед гипнотически монотонно. – Целостность. Единство. Двенадцать знаков Зодиака. Двенадцать тонов в музыкальной шкале. Двенадцать карт-«картинок» в колоде. Двенадцать присяжных. Двенадцать ночей Рождества. Двенадцать подвигов Геракла. Двенадцать лепестков у распускающегося вечного лотоса. Двенадцать часов тьмы, двенадцать часов света. Двенадцать колен Израиля…
Уилл уже пожалел, что задал Непстеду вопрос. Этот парень, похоже, был такой же чокнутый, как фрик-заговорщик, ведущий радиопередачу из кочевого жилища в пустыне.
– Месяцы, дюймы, яйца, – сказал Уилл. – Это я понимаю.
– Двенадцать
– Учеников… – повторил Уилл. – Хотите сказать… что Паладины – это ученики? Чьи? «Старого господина»?
У Непстеда задрожала голова. Он криво улыбнулся.
– «Рыцари»
– Чего-то? Не кого-то? Чего-то наподобие… Небытия?
Глаза Непстеда вспыхнули, но он только пожал плечами.
– А в школе знают про «Рыцарей»? – спросил он.
Непстед усмехнулся.
– Разве выбрали бы Паладина в качестве символа, если бы не знали?
– А про то, что происходит в дополнительной раздевалке знают? – спросил Уилл. – Про туннели?
– Почему ты думаешь, что об этом известно
– Вы сказали мне, что вы – тот, у кого ключи.
– Все, кроме одного, – загадочно ответил Непстед.
– Вы знаете, что вправду происходит в подвале? – настойчиво спросил Уилл.
Непстед вдруг испугался.
– Если ты в деле, то должен знать, что там происходит. Если не знаешь, значит, ты не в деле.
Почувствовав, что попал в точку, Уилл перешел ближе к решетке и указал на Непстеда пальцем.
– Вы знаете, что там творится, и знаете, для чего это. Шляпы, маски и туннели, которые проложены под озером и выходят на поверхность около Крэга. Думаю, вам даже про Небытие известно. Вы мне сами сказали, что знаете все о том, что тут происходит. Или вы просто соврали?
Лицо Непстеда исказилось гримасой и стало свекольно-красным.
– Сколько запоров ты тут видишь, парень?
– Как это понимать?
– А ты принеси мне
Непстед нажал на кнопку со своей стороны стойки. От потолка к полу с внутренней стороны решетки поползла ширма из гофрированного металла. Непстед развернулся и покатил прочь.
Уилл крикнул ему вслед:
– Чего хотят «Рыцари»? Что они тут делают? Почему вы их боитесь?
На этот раз Непстед развернулся и с поразительной скоростью вернулся к стойке. Он нацелил на Уилла длинный костлявый палец как раз в тот момент, когда нижний край металлической шторы проезжал мимо его лица.