Пробуждение

Следующие две недели заставили меня в полной мере ощутить на себе, что такое истинное одиночество. Оказывается, что до этого в моей жизни было очень много всего. Работа, семья, коллеги… Даже тайны мои, в последнее время ставшие чем-то важным и ощутимым, ушли в никуда. По крайней мере, мне было чем дышать и о чём думать. А потом всё перевернулось. Один день. Один поступок. Один разговор. И если к отсутствию работы и полному безделью я уже практически привыкла, то провал в плане человеческого общения оказался глубже, чем когда-либо.

Мы всё ещё жили с Андреем под одной крышей, правда, он всеми силами пытался делать вид, что меня просто не существует. Обида? Боль? Уязвлённая гордость? Не знаю, да он и не объяснял. Заваливаясь каждый вечер домой пьяным, он смерял меня презрительно-ехидным взглядом и заваливался спать на диван в гостиной прямо в одежде. А я каждый раз зачем-то выходила его встречать, то ли чтобы получить порцию его ненависти, которая заставляла меня почувствовать, что я всё ещё есть, то ли профессиональная привычка контролировать ситуацию и прислушиваться даже сквозь сон, дышит ли тело за стеной.

Родители, конечно же, никуда не делились. Вот только что-то сломалось между нами, и это что-то было настолько важным и основопологающим, что даже разговоры ни о чём давались нам каждый раз боем и кровью. Отец молчал, погружённый в свои безрадостные думы, а Аня силилась держаться молодцом, но порой срывалась на вымученные вздохи, выдавая тем самым, что все мы на пределе.

Дядя Боря отбыл в плановый отпуск, а Бачин отказался допускать меня к работе без его прямого распоряжения. Коллег видеть не хотелось, даже от Кирилла я сбежала, заслышав его голос где-то поблизости, когда приезжала на разговор с заведующим.

А Артём… в эти дни мне казалось, что моё больное сознание просто всё выдумало, и не было никаких поцелуев на лестнице, поездки на дачу, друзей его, разговора под яблоней. Ничего не было, ни его, ни меня.

То, что творилось в первые дни после нашей ссоры, очень напоминало моё оцепенение, случившееся полгода назад, когда я только… потеряла ребёнка. Но спасительное забвение всё никак не желало наступать, терзая меня постоянными мыслями и воспоминаниями. В эти дни мне думалось как никогда, а открытия сыпались одно за другим.

Я раскручивала киноленту своей жизни и заставляла себя учиться смотреть на всё иначе. Переоценка собственной роли в чужих судьбах давалась крайне нелегко. Самым сложным оказалось приноровиться смотреть на всё сквозь свою вину. Не отменять её и не оправдываться, но перестать прятаться за всеми этими «прости» и «мне так жаль», не находить новый повод для жалости, а честно осознавать границы своей ответственности.

Очень многое в нашем браке с Андреем шло от меня, в том числе расчётливость и непонимание. Выстраивала наши отношения с ним в соответствии с той логикой, что исходила из моих собственных представлений о себе. Считала, что не способна на глубокие чувства и эмоции, вот и не давала никакого чувственного отклика на действия мужа. Может быть, он и ребёнка захотел так отчаянно, что ему было невыносимо одиноко в нашем доме? Я даже в постель с ним ложилась скорее по необходимости, чем по собственному желанию.

Наблюдая со стороны за всеми его страданиями, что вдруг явились моему взору, до меня неожиданно дошло, что ломать людей можно и простым своим бездействием. Мне было жалко его, но как прекратить эту спонтанную агонию я не знала. Вернее знала, да пока ещё не решалась.

Родители. Наши взаимоотношения с ними всегда строились на идее о том, что «Асю надо понимать» что в «Асино положение нужно войти». В итоге, я совершенно упустила тот момент, когда умудрилась вырасти инфантильной эгоисткой, привыкшей жалеть себя и ждущей, что всё, так или иначе, обернётся по-моему. Я ведь и на Аню с папой привыкла смотреть через призму этого принятия, где-то на подкорке ожидания, что они как всегда всё поймут и простят.

Не то чтобы я делала это всё специально, но привычка оказалась вещью упрямой.

В последние дни я часами гуляла по улицам города, ловя открытым ртом порывы свежего воздуха, и словно училась заново жить и дышать. Выходило не очень, но сейчас мне как никогда это было необходимо. И это было вполне сносно, и казалось мне самым настоящим жизненным прорывом, ровно до того момента, пока ноги сами меня не привели к маленькому ресторанчику в центре города. Сразу вспомнился Артём, затащивший меня сюда обманом. Хотя можно ли сказать, что тащил он сюда меня насильно? Я ведь толком и не отказывалась.

В ресторанчике было так же тихо и уютно, но всё равно иначе. Мне не хватало наглого и невозможного человека напротив, который пытался бы разговаривать со мной, провоцируя и… заставляя выкарабкиваться наружу из собственной раковины. Даже пельмени сегодня на вкус были пресными и несъедобными.

Вышла на улицу почти на негнущихся ногах.

-Девушка, с вами всё в порядке? – окликнул меня проходящий мимо парень, с беспокойством наблюдая за тем, как я судорожно вцепилась в кирпичную стену дома.