Пробуждение Атлантиды

— Я бы в любом случае не осуждал тебя, пожалуйста, знай это. Ты храбрее, чем любой из нас мог бы ожидать, — он сжал руки в кулаки по обе стороны, а потом заставил свои пальцы разжаться, но не раньше, чем она заметила в его движении подавляемый гнев. — Если бы был какой-нибудь способ отыскать драгоценный камень без тебя…

— Так как ты не можешь этого сделать, забудь об этом. Мари сказала, что Сердце уничтожит любого, кто не является певчей драгоценных камней, если он попытается его коснуться. Ты действительно слышишь это? Я не схожу с ума?

Он кивнул.

— Я действительно это слышу, но очень слабо. Скорее как тихое эхо под ногами, чем действительно звук.

— Я думаю, что это для певчей драгоценных камней. Я настроена на него, поэтому оно врывается в меня каждый раз, когда начинается. Теперь это участилось, ты заметил? Чаще, чем каждые сорок пять минут.

— Как будто оно распознало твое присутствие и захотело удостовериться, что ты его заметила?

Она заставила себя улыбнуться.

— Да, и никаких забот. Было бы трудно его не заметить.

Он снова начал расхаживать, и Эрин попыталась придумать что-то, что отвлечет его прежде, чем он сойдет с ума от вынужденного безделья. Небольшая чувствительность между бедрами подбросила ей идею, о которой она действительно хотела сказать мужчине, не показав себя при этом какой-то управляемой жаждой проституткой. Эта мысль вызвала у нее смех. Если бы у какой-то ведьмы в истории Ремесла было бы меньше вероятности стать проституткой, управляемой жаждой или как-то иначе, то Эрин хотела бы встретить эту женщину. Они могли бы сформировать клуб: обращаться только при безысходной и определенной нужде.

— Это интересная улыбка. Ты не хочешь поделиться шуткой? — Вэн прекратил расхаживать и прислонился к стене возле двери, сложив руки у груди.

— Нет, это определенно была труднообъяснимая шутка, — сказала она, напоминая себе, что позже стоит поработать над непроницаемостью выражения своего лица. Если у нее было это «позже». — Расскажи мне о себе. Расскажи мне об Атлантиде. Что значит быть Королевским Мстителем? Правда ли, что Вэн — это прозвище, которое пошло от этого названия, или это твое настоящее имя? Сколько в точности тебе лет? — Вопросы возникали с той же скоростью, с какой она могла о них думать. Что-нибудь, чтобы продолжать вычисление вероятностей связанных с тем, что позже может поставить их в безвыходное положение.

— Королевский Мститель — имя, данное мне от рождения, как второму сыну принцу и наследнику. Но это только почетное звание, пока я не заработал его вызовом на сражение.

— Что это значит? Ты должен был вызвать на какой-то поединок прежнего носителя звания Королевского Мстителя?

Он улыбнулся.

— Не совсем так, не как в ваших кинофильмах с мечами или пистолетами на рассвете. Но есть составляющая часть положения, которая передается от дяди племяннику. Мой дядя служил Королевским Мстителем у моего отца, но после того, как… — Его улыбка исчезла очень быстро, и Эрин поняла, что его дядя не просто ушел с этой должности.

— Было что-то плохое? — нерешительно спросила она. — Я видела кое-что из твоего прошлого, когда мы … при объединении душ. Но я не хотела лезть в твою личную жизнь, особенно когда я знаю, как те воспоминания могут обжигать.

— Это было безнравственно, — резко сказал он, и вся теплота и человечность растворились в широкой, ледяной темноте, которая смотрела на нее его глазами. Она задрожала, и это движение, казалось, возвратило его из какого-то далекого места, но холод в глазах остался. — Моя мать — Анубиза замучила мою мать почти до смерти, в то же время заставив моего отца наблюдать за этим. Она имеет какое-то болезненное, извращенное понятие вендетты против моей семьи, особенно мужчин — и она держала моего отца пленником около года прежде, чем убить его.

— О, Вэн, мне так жаль. Пожалуйста, ты не обязан говорить мне это теперь.

— Нет. Нет, обязан. И ты должна знать, во что себя вовлекаешь, оставаясь со мной, — сказал он, и его голос стал тусклым и безжизненным, как будто Вэн оставил любую надежду, что Эрин захочет его после того, как он расскажет ей свою историю.

Он еще не очень хорошо ее знает, если считает так, подумала она. Видеть его боль и слушать о том, что он перенес, только заставило Эрин желать Вэна еще больше; хотеть успокоить и излечить его и спеть утешение его душе.

— Это был не первый раз, когда она захватила моего отца. Она недолго удерживала его, давно, тогда Конлан и я были еще очень молоды, а когда он вернулся, то был уже другим. Истощенным. Тихим. Как будто она сломала в нем что-то, что уже нельзя восстановить. Моя мать помогла ему, но в самом деле, я никогда не верил, что он полностью стал прежним. — Вэн засмотрелся на огонь, и у нее было чувство, что он почти все время говорил с собой, выражая мысли, которые прежде никогда не произносил вслух.