Пробуждение Гиганта (СИ)

«Да, теперь разведка от меня избавится. Тут и гадать нечего. И хорошо будет, если мне разрешат забрать личные вещи из дома, а не подожгут всё, чтобы скрыть улики…Только когда я теперь туда попаду? Весь город будет на ушах, резня в поместье, убийство массы высокопоставленных лиц и случайных свидетелей, солдат из охраны…Господин Вебер, конечно, проявил чудеса благородства, несвойственные наёмникам, когда приютил меня, но на долго ли…Посмотрим на их моральные принципы, когда речь зайдёт о моей судьбе…Ладно, хватит унывать. Ты шла на это, ты знала, что всякое может быть. Когда дядя говорил о последствиях, он абсолютно серьёзно спрашивал тебя, и ты согласилась взять ответственность за этот выбор…Теперь, если кого и винить, то только себя…» Эрика вспоминала, прикрыв глаза. Вспоминала кабинет, высокого, плечистого мужчину с армейской выправкой, перед которым она сидела в кресле.

…Гюнтер Кайндхарт был человеком влиятельным, сильным и весьма умным. Это был прожженный вояка, разбирающийся и в войне, и в политике, и в разных науках. К тому же, он был один, кто мог говорить честно и серьёзно с Эрикой после смерти брата. Он принял девушку в своём поместье и выслушал. Историю о солдате девушка предпочла умолчать, но своё желание обрисовала чётко.

— Понимаю, — наконец, произнёс дядя после нескольких минут молчания. — Твоё желание мне понятно. Хотя оно выглядит подозрительно спонтанным. Не пойми меня неправильно, но за три месяца с этой железкой ты ничего подобного не говорила, а с неба это не падает. Но, я так понимаю, у тебя есть причины скрывать то, что послужила толчком к озарению. Да и не так важно это.

— Так что же мне делать, дядя Гюнтер?

— Во-первых, быть честной с собой. Это довольно серьёзная тема и минутный порыв тут не считается. Во-вторых, ты должна понять все последствия. Война — это сеть. Ты можешь быть в любой её части, но, если ты тронешь одну ниточку, вздрогнет вся сеть. Ты должна понимать, что, где бы ты ни была, кем бы ты ни была, что бы ты не делала, ты будешь убивать людей. И не важно, стреляешь ли ты из пушки или приносишь воду раненым. И, в-третьих, тебе надо будет отказаться от себя. Когда ты войдёшь туда, начнётся новая жизнь. В ней уже не важно, есть у тебя титул или нет, есть ли я, мать или другие или нет. Это жизнь один на один с войной. Она не пожалеет тебя…

— Она уже меня не пожалела!

— Ты думаешь? Ты думаешь, что то, что с тобой случилось, — это верх? Тогда я тебя огорчу. Нет предела совершенству.

— Я не хочу ждать, когда в следующий раз это случиться. С тобой, с мамой, с братом или ещё с кем…

— И что ты готова сделать ради этого?

— В…

— Нет, ты сначала подумай, а потом ответишь. Я тебя не тороплю. Сейчас поздно, так что мы продолжим завтра.

И он ушёл в свою спальню, оставив Эрику одну со своими мыслями. Она не спала эту ночь, как и велел дядя, она думала и взвешивала, но никак не могла ответить сама себе на этот вопрос. Вечером дядя снова устроился у камина.

— Ты готова отвечать? Или тебе нужно время?

— Готова, — решительно произнесла она. — Я не знаю, каково это, но хочу узнать. И тогда я сама узнаю цену этого.

— О! — граф Кайндхарт был явно заинтересован таким ответом. — Также мудро, как и красноречиво. Ответ достойный философа. Мне он нравится. Ну, раз ты всё решила, то что тебе нужно от меня?

— Вы ведь раньше служили в генеральном штабе, Вы можете мне помочь?

— Попасть в штаб? Нет.

— Попасть туда, где мне место.

— А вот с этим, и впрямь, помогу. Это место для тебя, это точно, — он взял со стола телефон и попросил соединить его с неким Горацием. Затем подождал, перебросился парой фраз на тему того, что у него есть тот, кто нужен Горацию, а затем повесил трубку.

— Завтра мы поедем к моему другу, — объяснил он. — Выспись, это тебе пойдёт на пользу…

Воспоминания текли всё медленнее и бессвязнее, мимо Эрики проносились образы подготовительного лагеря, её миссии, разные лица. В конце концов, всё это потонуло в мареве сна, который накрыл её с головой.

***

— МЫ ДОЛЖНЫ ПРИГОТОВИТЬСЯ К ВЕЛИКОЙ ВОЙНЕ! ПОСЛЕДНЕЙ ВОЙНЕ! КОТОРАЯ СТАНЕТ ТРИУМФОМ НАШЕЙ ЕДИНОЙ НАЦИИ! ЕСЛИ ОНИ НЕ СЛОЖАТ ОРУЖИЕ САМИ, МЫ ЗАСТАВИМ ИХ СИЛОЙ! СЛАВА ИМПЕРАТОРУ! — эти истерические крики под торжественную музыку по громкоговорителям на улицах казались Веберу настоящей дичью. Одно дело школьники, которых пригнали провожать военный корабль в далёкий путь, но совсем другое — эта отвратительная, грязная, грубая агитация министерства культуры. Они орали так на каждом перекрёстке в несколько раз в день, рассказывая верноподданным имперцам о том, как они заставят всех врагов своей страны признать нераздельную власть императора Лютеция. И ведь находились люди, которые слушали это с замиранием сердца и патриотичным огнём в глазах. То, что у этих трансляций находились слушатели, говорило альбиносу, что в этой стране ещё всё достаточно хорошо, чтобы продолжать войну и не испытывать нужды в горячих головах, готовых не умереть за Империю, а убить за неё.