– Они их давно нарушили. Согласитесь, и Горбачев переигрывал с уступками американцам, и Ельцин. Так чего ж не воспользоваться? – продолжил премьер. – Но интуиция подсказывает мне, что президент Клинтон решился на бомбардировку Белграда, чтобы заглушить скандал с Моникой Левински. Значит, это тактический ход, стратегия будет обязательно продолжена по линии «Андропов – Хелмс».
– Говорят, Хиллари бьет его бейсбольной битой, – засмеялся Степашин, – во всяком случае, от персонала Белого дома в сторону диппредставительств расходятся именно такие слухи.
Председатель правительства отметил про себя, что Степашин не может оторваться от вида из окна. Когда-то в начале девяностых, когда Ельцин назначил его директором СВР, он тоже стоял на этом месте часами. Смотрел с высоты на кроны деревьев, такие разные летом, осенью и зимой. При сильном ветре зеленые и желтые волны листьев разбегались от огражденной стенами проволоки территории «аквариума» в сторону Хованского кладбища или к жилым домам Ясенева. Когда-то Евгения Примакова наводило на философские размышления это марксистское единство и борьба противоположностей – жизни и смерти. Когда почти десять лет назад не стало Советского Союза, он безуспешно отгонял от себя грустные мысли. Сегодня верх брала жизнь. Но почему так задумчиво, как и он раньше, смотрит вдаль его сменщик генерал Степашин? Возможно, представил себе, как в это время крылатые ракеты взрывают дома и мосты в Белграде, а он сидит сложа руки? Но не объявлять же войну Америке!
– Сергей, ты ухватил самую суть, – Примаков подошел к генералу Степашину. По Московской кольцевой дороге шел плотный поток машин. Над дорогой летел пассажирский самолет – шел на посадку во Внуково. Премьер продолжил: – Юрий Владимирович Андропов и задумал свой план, чтобы уменьшить опасность атаки ракетами средней и малой дальности, к примеру, по Ясеневу. Михаил Сергеевич, как вы знаете, сократил все средства доставки наших крылатых ракет к американским военным базам в Европе. И что прикажете нам делать? Чем ответим?
Евгений Максимович не праздно задавал этот вопрос. Президент Ельцин пребывал в постоянной прострации, ему было не до Югославии. Ответственность ложилась на премьера.
– Олег Данилович, – Примаков повернулся к сидящему в кресле у журнального столика Калугину, – это теперь ваша задача.
– Что вы сказали?
Генерал Калугин не вмешивался в разговор двух больших людей и почти уснул. Давно ему не было так спокойно, он ощущал себя в защитной скорлупе. Не надо было строить из себя протухший «прожектор перестройки», тупого генерала КГБ, которому сегодня все не нравится.
– Хотел сказать, что вы должны стать нашим секретным оружием на Американском континенте. Спящим агентом, готовым в любой момент проснуться и нанести удар в самое сердце противника.
– Евгений Максимович, готов вылететь немедленно и взорвать Белый дом. Готов соблазнить Хиллари Клинтон и вывезти ее в Москву в картонной коробке через погран-посты на российско-финляндской границе. Могу придумать другие способы. Только давайте скорее что-то делать. Я спиваюсь от безделья. Мне надоело корчить из себя диссидента. Я уже стар.
– Как говорил Леонид Ильич Брежнев, глядя на себя в зеркало, – не просто стар, а суперстар!
Степашин и Примаков громко засмеялись бородатому анекдоту про Брежнева. Не выдержал и Калугин.
– Пока я не чмокаю вставными челюстями, как Брежнев, не надо! И все же – зачем вызывали, товарищи генералы?
Калугин был совершенно искренен. Его личная трагедия заключалась в том, что на заре туманной юности он сам «родил» мутную историю о сироте, внучатом племяннике американского миллиардера. Он сам летал в Восточный Берлин, где главный разведчик ГДР Маркус Вольф снабдил его железобетонными доказательствами родства мелкого ставропольского прохвоста с этим американским миллиардером, который вполне мог стать президентом США. Он сам сделал «казанского сироту» зятем президента СССР, и деваться ему с этим багажом было некуда. Как говорил товарищ Саахов из «Кавказской пленницы», у него был выбор из двух вариантов – в ЗАГС или к прокурору. Оставаться в роли известной субстанции, плавающей в проруби, он больше не мог.
– Я так понимаю, Олег Данилович, – Степашин отвернулся от окна и подошел к Олегу, – пора вам уезжать в США. Лучше со скандалом. Осесть там и ждать у моря погоды. По нашим прикидкам, в Америке начинаются процессы, схожие с нашими двадцатилетней давности.
– Перестройка?
– У них нечего перестраивать. Наоборот – все бесятся с жиру.
– Что я могу сделать?
– Ничего. Будем ждать случая.
– Не понимаю вас, – вновь насупился Калугин. – Может, отпустите меня на пенсию?