Пробуждение троянского мустанга. Хроники параллельной реальности. Белая версия

Литургия прошла на одном дыхании. Все пять красивых, подрумяненных просфор резались легко. Под благоговейные взгляды прихожан он проткнул церковной пикой нижнюю часть первой просфоры – ангельской – тело Христово. Затем разбавил водой красное вино – кровь Христову. Благостно прошли и остальные части литургии – «оглашенных» и «верных». Спина и шея устали от поклонов, было невыносимо жарко от сотен зажженных свечей и дыхания сотен людей. Когда он вышел из собора после литургии, легкие буквально обожгло чистым морским воздухом. Он успел сменить торжественное облачение и выходил из собора уже в простом черном клобуке на голове и черной рясе. Она касалась земли, но оставалась чистой. Ее не пришлось стирать, когда на следующий день он полетел в чукотский поселок Эгвекинот для освящения сказочно светящегося на фоне окружающих сопок храма Воздвижения Креста Господня.

Когда вертолет взлетел из Анадыря и взял курс на Эгвекинот, губернатор Абрамович наклонился к уху Бориса:

– Вы не возражаете, если мы совершим неплановую посадку? Точка по пути маршрута. Не хочу, чтобы это отражалось в репортажах о пребывании вашего святейшества на Чукотке. Поэтому епископ Анадырский и Чукотский летит во втором вертолете прямо в Эгвекинот. Мы прилетим позднее.

– Все, что на пользу земле Чукотки, угодно Господу, – ответил патриарх дежурной фразой и с недоверием покосился на Абрамовича.

Он знал, Чукотка не только суровый, но и криминальный край. «Золото-бриллианты» валялись тут и в соседней Якутии буквально под ногами. Главной проблемой был вывоз этого добра на Большую землю. Патриарх, в прошлой, мирской жизни авантюрист высочайшего пошиба Борис Абрамович Березовский, как никто другой, был посвящен в эти страсти. Но из вертолета, как из подводной лодки, бежать было некуда, а Роман Абрамович разговаривал с ним так, как будто не спрашивал его согласия, а уведомлял о принятом решении.

– Золотишко? Это не для меня, – бросил он пробный камень.

– Нет, – продолжал скупо, словно местный варнак, отвечать губернатор. Перед полетом, хоть и не по сезону, он подарил Борису песцовую шапку-ушанку. Борис надел ее на всякий случай – на высоте было ощутимо холодно. Чтобы слышать, что ему говорят, приходилось поднимать одно ухо. Хотелось покривляться и сказать что-то в духе «Ась? Чегой-то?». Но сан не позволял.

– Крюк-то далекий?

– Нет, по пути. Сядем на точке в двадцати километрах от Эгвекинота. На берегу залива Креста. Хотите выпить? В вертолете можно. Все равно вытрясет через полчаса. Иначе в ушах будет звенеть, когда прилетим, – Абрамович вопросительно смотрел в сторону гостя.

– Знаете ли, Роман Аркадьевич, я по жизни привык к Dom Perignon White Gold Jeroboam. Но это было давно, да и может ли быть в вертолете на Чукотке шампанское? Так что воздержимся. Не поддадимся бесовскому искушению. – Борис сложил было ладошки замком и закатил глаза к небу.

– Коробку с дюжиной «Золотого Периньена» пришлю в вашу резиденцию. – Роман Аркадьевич старался перекричать шум двигателей. – Предлагаю глоток коньяка из фляжки. Неужели не хотите?

– Господь с вами, Роман Аркадьевич! Может так случиться – начнешь, и уже не остановить. – Патриарх хотел грубым намеком остановить Абрамовича в его искушении.

– Как хотите. Но «Периньен» за мной.

– Все же что за таинственная точка? – Бориса интересовало все. Этого у него не отняли даже годы, проведенные в постоянном служении Господу.

– Закрытый объект. Я ответил. Еще раз предупреждаю – лучше никому об этом ни слова. Будут проблемы. Не политические.

– А какие? Замочат? – пошутил «по фене» патриарх. Их все равно никто не слышал.

– Замочат, – подтвердил губернатор.

Патриарх почувствовал, как под песцовой шапкой на его лбу проступает испарина.

– Извиняюсь, мой последний вопрос. Это ваше частное дело? Сами понимаете, специфика моей работы несколько иная.

– Нет, не частное. И не мое. Вы не бойтесь. Может, все же выпьете коньяку?

– Пожалуй, что выпью, – согласился святейший владыка.

Он взял протянутую ему фляжку светло-серого металла. На выпуклой стороне припаян герб СССР. На голубом земном шаре бежевые пятна Африки и Европы. Его венчает золотой серп и молот. Землю с золотым пролетарским клеймом сжимали с боков золотые колосья пшеницы, перевязанные снизу лентой, покрытой малиново-красной эмалью. Снизу планету припекало золотое Солнце, над ней светила красная звезда в тонкой золотой окантовке. Патриарх не мог оторвать взгляд от фляжки.

– Борис Абрамович, смотрю, вас гипнотизирует советский герб. Фляжка, кстати, из платины и золота. Внутренняя поверхность – серебро. Вы пейте, пейте.

Патриарх отвинтил крышку, откинул ее, прижал пальцем, чтобы не болталась, и сделал небольшой глоток.

– Прости меня, Господи, ибо согрешил! – произнес он, переводя дух, и перекрестился. Коньячный спиртовой пар попал в легкие, но не обжог, а растекся по капиллярам легким эфирным дуновением.

– В дороге можно, – вновь скупо произнес губернатор и забрал фляжку. – В подарок не предлагаю. Знаю, откажетесь.