Пробуждение троянского мустанга. Хроники параллельной реальности. Белая версия

В изоляторе же его видели лишь четыре-пять человек во время прогулки в железной клетке на крыше. Это днем. Утром будили в шесть часов, чтобы он передал письмо родственникам, жалобу или ходатайство на волю. В половине седьмого в окошко просовывали тарелку с рисовой кашей на молоке. Он давно забыл ее вкус. Забыл, как заправлять постель, но обязан был делать это сразу после приема каши. Разрешалось одно – лежать на кровати хоть до посинения.

Приближения девяти утра он ждал каждый день с нетерпением. В это время арестованных уводили на допрос. Но про него забыли. Прошла неделя, вторая…

Время скрашивал обед из супа, картошки с котлетой и компота. В шесть вечера ужин – жареный минтай с макаронами. В десять отбой. На третью неделю он начал привыкать. Вот тут его и вызвали к следователю.

Как положено, провели по коридорам в наручниках, завели в камеру для допросов. За столом сидел другой человек.

– Майор ФСБ Орлов. Я веду ваше дело.

– Какое, к чертовой матери, дело?

– О хищении государственного имущества и попытке причинить вред здоровью государственному деятелю.

– Бред собачий! Меня уже спрашивал лейтенант, зачем я хотел убить Ельцина! Это тюрьма или психдом?

– Вы в следственном изоляторе ФСБ Российской Федерации. Итак, ваше имя, фамилия и отчество. Пожалуйста, четко и полностью – я буду записывать.

– Черт бы вас всех побрал – я все это уже говорил две недели назад.

– Поверьте, Борис Абрамович, вам торопиться некуда. Лучше говорите со мной, чем с иконой в углу вашей камеры.

– Значит, подслушиваете? – Березовский с негодованием откинул голову назад и уставился на потолок.

– Вам повезло. Иконы не в каждой камере.

– Кстати, что вы имели в виду, когда заявили, что мне лучше говорить с вами? Это просто о жизни говорить или отвечать на вопросы?

– Я обязан исполнить необходимые формальности Уголовно-процессуального кодекса, статья 189.

– Черт с вами, спрашивайте. Я отвечу.

Второй допрос оказался не лучше первого. Орлов сложил листы бумаги с ответами Березовского в папку, вызвал конвоира, и они расстались.

Прошло еще два долгих месяца. Борис совсем обвыкся, привык к камере. Его не беспокоили и не переводили из одиночки в другую камеру, где сидели бы другие арестованные. Все прояснилось и встало на свои места, когда он третий раз вошел в комнату для допросов и увидел старого знакомого – директора ФСБ Сергея Степашина. Тот начал разговор первым.

– Здравствуй, Борис, присаживайся, – он указал на стул напротив себя. – Руки не протяну.

– Так это ты, Сергей, меня сюда упек?

– Я спас, тебя хотели грохнуть.

– За что?

– Ты Черномырдина ломал отдать под тебя «Газпром»?

– Не ломал, а предлагал наладить работу, чтоб более эффективно.

– Эти ребята, газовики, таких, как ты, на дух не переносят, ты так их перепугал, что пришлось тебя прятать.

– Зачем, Сергей? Тебе-то что?

– Пока рано говорить. Предлагаю вот что. Ты выходишь на свободу и ложишься на дно. Человек ты перспективный, много знаешь. Дело тебе найдем. Пересидишь год-другой, пойдешь в депутаты. А там куда кривая выведет. Понятно, под крышей ФСБ. Я Вяхирева и Черномырдина успокою. Они тебя больше не увидят. Можешь валить в Израиль. Про гражданство известно. Но это нежелательно. Больно много ты знаешь. Уже я, а не Черномор, обижусь. Ну как? По рукам?

– Я согласен, – коротко бросил Березовский. – Одна просьба.

– Давай.

– В камере иконка висит. Хочу забрать.

– Нет проблем. На выходе вещи получишь в комплекте с ней.

Степашин встал из-за стола. Разговор закончился. Когда конвоир выводил Березовского из комнаты допросов, он бросил ему вслед:

– Что за икона? Такие в базарный день «пятак за пучок».

– Тебе не понять. Надо с иконкой Пресвятой Богородицы в одиночке пару месяцев провести.

– Спаси-сохрани, Борис Абрамович. Это не про меня.

Березовского увели. За ним захлопнулась одна дверь, но распахнулась другая.

* * *

После смерти Раисы Максимовны, за три месяца до наступления долгожданного и загадочного двухтысячного года, Ирина очень изменилась. Решение приняла быстро, за день, и объявила Андрею, что уезжает в США. Навсегда. С визой и получением гражданства проблем у нее не было. Андрей вновь становился сиротой и после недолгого раздумья уехал из Москвы в родной Ставрополь. Казалось, они расстались навсегда. Так прошло два месяца.

До миллениума оставался месяц. Многие его боялись. В кинотеатрах Ставрополя народ ломился на голливудский блокбастер «Конец света» со Шварценеггером. Фильм страшный – про возвращение в мир Сатаны в новогоднюю ночь 2000 года. Одним из скучных вечеров Андрей, как и все, посмотрел на страсти-мордасти с Сатаной, Шварцем и смазливой Куриленко в роли девственницы, на которую положил глаз Сатана.

Все изменилось на следующее утро. Мобильник запустил мелодию «Седой ночи» – такой рингтон он скачал на телефон. Звонил президент Карачаево-Черкесии Владимир Магомедович. Они были знакомы давно. Да и в самом Черкесске его хорошо знали – Андрей провел в местном доме для беспризорников первые годы жизни. Поэтому часто привозил туда свой ансамбль из бывших беспризорников.

– Владимир Магомедович, добрый день.