Продается недостроенный индивидуальный дом...

Установив, что не ошиблись, они стали осматривать объект покупки. Немногословный мужчина средних лет нашел, что дом будет холодным из-за стен, ему не понравились подвал и крыша. Жена, моложе его лет на десять, кареглазое застенчивое существо, время от времени смотрела на хозяина дома, которого, казалось, забавляла «осведомленность» ее мужа. Женщина не знала, что ее карие глаза вызвали в памяти этого высокого худого человека картину далекого прошлого. В тот раз он сам был в роли покупателя. Сейчас, называя цену, он в глазах этих людей действительно мог быть Юханом Тухком. Ну конечно же. Не собирались же эти скромные люди позволить ограбить себя. Такая цена — нет, даже и торговаться не стоит, к тому же из-за такой жалкой постройки.

Жалкая постройка! Карниз под стрехой, улыбаясь, напоминал об одном жарком летнем дне, когда далеко, на краю неба, громыхала гроза. Тогда они решили, что сделают на мансарде большую комнату с камином... Слишком низок подвал? Да в этом подвале... Урве, Урве! Видела ли она объявление? Все равно. Ее восемь тысяч будут положены под пресс-папье, а к ним — записка: «Продал». Пусть знает тогда, что не дом был ему важен, а она. Эсси тоже сказал — ты выбрал дом. Ложь! Он не выбирал дома. Сегодняшний день докажет это. Сегодня здесь продается не дом, продаются воспоминания, с которыми он не знает, что делать. Пусть заканчивает здесь другой человек, который ничего не знает о воспоминаниях. Только бы поскорее. Ее звонкий смех, когда она обливала его водой из шланга, все еще звучал в ушах. Однажды она сбрасывала лопатой землю на край ямы, вот сюда, где должна была быть терраса... Теперь же приходит какой-то посторонний человек, смотрит, ворчит. И даже не замечает в углу цоколя большого зеленоватого камня, на котором не увидишь ни одной слезинки битума...

Пусть придет настоящий покупатель, пусть придет уже сегодня и положит конец этой боли, которая не дает ему покоя.

А вот тут, возле сарая, он разводил костер; два закоптелых камня лежат рядом. Тут они сидели после работы, кипятили чай и строили планы на будущее.

Подальше — куча песку. Ахто когда-то сооружал там свои постройки.

Эй, покупатель, приходи скорее, здесь ждут тебя! Здесь тот, кто продает, хочет лишь свести концы с концами, хочет вырвать из себя все старое и уехать, хочет уже завтра начать все сначала — по-другому, умнее и лучше. Эти руки созданы для труда, для простого и нужного труда. Ваттер знает это. Услышат и остальные, те, кто сейчас, возможно, еще и думают, будто свой дом был ему дороже жены! Быть может, придет и такой день, когда на какую-нибудь большую стройку придет молодой репортер и... К черту! Какое это имеет значение? Людям нужно жилье. И это главное. Чем больше жилья — тем меньше несчастья.

Но кто это идет там? Это же Меллок — старый знакомый, почтенный пенсионер. Жив! И, кажется, в полном здравии. Желудок, будь он проклят, малость забастовал, половину пришлось оставить в Центральной больнице. Хороший хирург резал. Теперь опять можно есть все, что угодно. И жизнь надо как-то устроить, вот он и подумал, увидев объявление старого знакомого, а что, если...

Паук.

— У меня уже на мази, — схитрил Рейн.

— Ах, вот как?

— Ну, посмотреть-то можешь. Ты мой знакомый, может, я немного и уступлю.

— Сколько тебе давали?

— Приходила тут парочка. Пошли узнать, не смогут ли одолжить где-нибудь, потому что я хочу сразу получить свои тридцать тысяч.

— Тридцать!

— Погляди и скажи свою цену.

— Сразу?

— Да, тянуть не буду. Погляди сам. Материал. Работа. Ссуда, которую я должен вернуть и которую ты сразу сможешь снова получить от государства. Чем плохо теперь достраивать — крыша есть, вода и электричество проведены.

Пока старый Паук лазил по подвалу и по дому, Рейн сидел на куче досок. Медленно тянулись часы, и солнце стало припекать сгорбившуюся спину. Он чувствовал усталость. Боль утомляет. Он знал, что придется продать дом Меллоку. Так просто покупатель с деньгами на горизонте не появится, во всяком случае, такой, кто сможет сразу же выложить всю сумму. А весь вид Меллока, его испуг, шныряние по дому, все это...

Меллок вышел, тяжело дыша, и тоже присел на доски.

— Если мансарду сдать — уж где мне, старому человеку, одному справиться, то... Но тридцать — это дороговато.

Рейн сплюнул.

— Эти, ну, которые пошли за деньгами... Где им взять такие деньги? Отдай мне за двадцать.

Терпеть убытки? Нет. Пусть эта жадина и не надеется.

На улицу завернула «Победа». Мимо. Но вдруг остановилась и, дав задний ход, подъехала к участку.

Деловитый прилизанный молодой человек в светлом весеннем пальто прямо с ходу приступил к делу:

— Гляди-ка, дом словно бомбошечка! Сколько стоит?

Меллок забеспокоился. Стал сопеть, ходил по пятам за Рейном, спотыкался о строительный мусор. Но, очевидно, такой уж народ эти продающие — увидят нового покупателя и сразу же забывают о старых.

Деловитый молодой человек начал осмотр тоже с подвала. Хотя он спросил первым делом о цене, ему хотелось определить ее и самому. Видимо, он знал дело. Авторучка не отрываясь скользила по бумаге, он что-то вычислял.