Продается недостроенный индивидуальный дом...

— Вы знаете, скольких людей лишился из-за гриппа агитколлектив? Не знаете. А я знаю. Положение трудное. Вы же зимой все равно не строите. И не учитесь. Послушайте меня, зайдите к товарищу Сельямаа и скажите, что вы передумали. Нельзя жить только строительством своего дома.

Глаза Рейна гневно сверкнули. Он хотел встать и послать к чертям и Галину и агитколлектив. Но в последнюю минуту взял себя в руки. Как-то нехорошо поднимать из-за этого скандал. Он криво усмехнулся и, вздохнув, сказал:

— Так ведь я и не думаю отрываться от коллектива.

Для Галины не осталась незамеченной вспышка Рейна. Было время, когда Галина думала, что Лейзик вообще не в состоянии сердиться. Они вместе восстанавливали город. В их группе было весело. Шутили, смеялись. Душа общества — не выдуманное понятие. Душе общества порой прощается и лень и увиливание от работы. Но Лейзик не жалел своих рук. Галина, не понимавшая многих шуток, видела, с каким удовольствием Рейн орудовал лопатой и ломом. Только однажды она заметила гнев в его глазах. Неподалеку от них рабочие мостили улицу. Им понадобилось выгрузить камни, и они попросили парней из группы помочь. Те заспорили. Тогда Лейзик плюнул, швырнул в сторону свою лопату и пошел один. Вскоре он вернулся улыбающийся, довольный и сообщил, что собственной рукой уложил огромный гранитный камень. Женщины засмеялись — великое достижение! А Рейн вдруг стал серьезным и сказал, что если у него будет сын, то он приведет мальчишку сюда и покажет камень, который его отец собственноручно уложил здесь.

— У вас ведь есть сын? — спросила Галина, внимательно глядя на Рейна.

— В том-то и дело. Семья растет.

— А вы показывали ему тот камень, помните?

— Что?

— Вы уже и не помните?

Рейн не помнил, он даже не мог понять, о чем Галина говорит.

Она рассказала.

— Да, да, кажется, что-то такое было.

Рейн посмотрел на пол и пожал плечами:

— Парень еще мал. Не поймет.

— А к тому времени, когда начнет понимать, вы и вовсе забудете.

Рейн упрямо смотрел в пол. Удивительно, как можно помнить такие вещи.

С горьким ощущением возвращался домой Рейн. Накануне выпал снег и запорошил улицы и крыши. На холодном январском солнце снег казался ослепительно белым. Клубы дыма тянулись вверх, в высокое и морозное небо, унося с собой сажу. В такой день Таллин выглядит так, точно он побывал в бане. Чисто. Свежо. Тихо. Люди веселы, бодры. Конечно, не все.

Рейн отправился домой пешком. Руководителя агитколлектива можно будет найти и в другой раз. Придется, видимо, пойти к нему, хотя сам Сельямаа и...

Впрочем, и он стал держаться последнее время как-то официально. Кто его знает, о чем думает. Может, и он придет да спросит: «А что же дальше?»

Нет, черт возьми, надо же понимать, надо войти в положение: человеку отпущено определенное количество силы и немного в запас. А если все силы и запасы истрачены? Кто вправе требовать от него что-то? Придет время, станет полегче, посвободнее, и тогда Лейзик покажет, на что он еще способен. Во всяком случае, надо поддержать человека, которому приходится трудно. А здесь вместо поддержки видишь только недовольство, придирки.

Отвратительное чувство не покидало Рейна. Галина Шипова оказалась чересчур умной женщиной. Умной и суровой.

8

Человек среднего роста, в блестящем кожаном полупальто, спокойно и деловито сортировавший штакетник у конторы материального склада, показался Рейну знакомым. Настолько знакомым, что, поднимаясь по ступенькам крыльца, он остановился и невольно сказал: «Здравствуйте!» Мужчина оглянулся, но, видимо, решив, что приветствуют кого-то другого, снова взялся за работу.

«Макс, тот самый, что продавал недостроенный дом, — внезапно осенило Рейна. — Черт возьми, как же его фамилия? А, неважно. Можно просто подойти и протянуть ему пачку «Примы».

Мужчина не курил.

— Так и не продали свой недостроенный дом? — слегка насмешливо спросил Рейн. Спросил в основном для того, чтобы напомнить о своей персоне.

— Кто это вам сказал?

— Ну, а для чего же тогда этот штакетник?

Прошло немало времени, прежде чем последовал ответ:

— Недостроенный дом можно продать за подходящую цену и начать ставить новый.

Ответ ошеломил Рейна, но он и виду не подал. По-свойски подмигнув махинатору, сказал:

— Ясно. Ну, а с ценой? Получили свои двадцать тысяч?

— А вы как думаете? Что же я, по-вашему, должен был отдать материал и работу просто так, задаром? А трепка нервов? Нет, просто так ничего не делается.

— Новый строите?

— Новый строю.

У человека, видимо, не было времени пускаться в более пространные объяснения. Он пригнал тяжелый дизель, груженный дюймовыми досками, и начал кидать в кузов отобранный штакетник. Из конторы вышла молодая женщина в шубке, наброшенной на плечи, и стала добродушно выговаривать ему — до чего же товарищ Пуусте нетерпеливый, как же она будет считать штакетник в машине?

Рейн знал, что эта молодая особа, замзавскладом, никогда не могла ответить, что есть на складе и что ожидается в ближайшее время, но он все-таки спросил — пусть Макс Пуусте узнает, что он, Рейн, не просто так болтается, а что ему нужен этернит.