Читаем Продам свой череп полностью

А на борту «Йомей-Мару» с самого начала плавания воцарился чёткий, то есть морской распорядок дня: ребята вставали по боцманской дудке вместе с матросами, завтракали, делали приборку. Классные занятия сменялись спортивными упражнениями и соревнованиями, уроками английского языка. Группа старших девушек во время плавания проходила курс подготовки сестер милосердия. Свободное время заполнялось играми, танцами, развлечениями. Из состава колонистов сложились два неплохих хоровых ансамбля. Был и духовой оркестр, инструменты для которого сотрудники Красного Креста подарили еще в Сибири. Драмкружок репетировал «Ревизора».

Покинув Владивосток, судно сначала зашло в порт Муроран, что на юге острова Хоккайдо. Встреча с местным населением была прохладной: японская интервенция на Дальнем Востоке ещё продолжалась; так, обменялись визитами вежливости и недорогими подарками. Далее путь лежал через Тихий океан.


Из воспоминаний колонистки Ксении Амелиной.

«Как-то раз случилась неожиданная стоянка парохода среди океана из-за каких-то неполадок в машинном отделении. Мы почувствовали остановку по вдруг наступившей вокруг нас тишине - это замолчали машины. Вообще, вынужденная остановка судна среди океана не только неприятное, но даже страшное событие. К тому же за время нашего путешествия мы пока не видели и не встретили ни одного судна. Во время беды на море возникает чувство одиночества, покинутости. Его, вероятно, испытывали взрослые, оно отягощалось ещё их ответственностью за судьбы детей. Наше судно находилось как бы в центре мирового океана, граница которого сливалась только с небом. Дети не понимали серьёзности положения, но чувствовали беспокойство взрослых, которые скрывали от них, что остановка вынужденная. Пароход стоял несколько часов, К общей радости команда справилась с ремонтом своими силами, и мы поплыли дальше. Судьба оберегала нас, океан был царственно спокоен. Поверхность его была почти зеркальной, дыхание этой могучей стихии было едва заметным.

В свободное время мы находились на палубе до отбоя ко сну. Можно было неотрывно смотреть на бескрайний простор океана, не уставая, не замечая времени, любуясь им. Вернее, живя с ним одной жизнью. Цвет поверхности океана от горизонта к пароходу непрерывно изменялся во времени, соперничая с цветом неба. Вечером же, когда всходила луна, и на небе появлялись звёзды, всё становилось таинственным. Появлялась серебряная дорожка на поверхности океана, связывающая корабль с небом, отчего оно становилось доступнее. У бортов судна появлялись многочисленные светлячки - фосфоресцирующие микрообитатели океана. Пароход как будто плыл по глубокосинему, покрытому серебристыми звёздами, податливому покрывалу. Эта ночная сказка утром сменялась другой, новой, но такой же чудесной.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза
Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези
Обитель
Обитель

Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Национальный бестселлер», «СуперНацБест» и «Ясная Поляна»… Известность ему принесли романы «Патологии» (о войне в Чечне) и «Санькя»(о молодых нацболах), «пацанские» рассказы — «Грех» и «Ботинки, полные горячей водкой». В новом романе «Обитель» писатель обращается к другому времени и другому опыту.Соловки, конец двадцатых годов. Широкое полотно босховского размаха, с десятками персонажей, с отчетливыми следами прошлого и отблесками гроз будущего — и целая жизнь, уместившаяся в одну осень. Молодой человек двадцати семи лет от роду, оказавшийся в лагере. Величественная природа — и клубок человеческих судеб, где невозможно отличить палачей от жертв. Трагическая история одной любви — и история всей страны с ее болью, кровью, ненавистью, отраженная в Соловецком острове, как в зеркале.

Захар Прилепин

Роман / Современная проза / Проза / Современная русская и зарубежная проза