Проданная

И если раньше я могла хоть как-то ему сопротивляться, сохранять себя, то теперь, полностью голая на коленях перед его членом. Не могу.

Неужели этот человек будил когда-то во мне безумную страсть? Неужели его я считала идеальным рыцарем, отдав ему свою первую трепетную влюбленность?

Он сломал меня уже дважды. Обломал тогда впервые начавшие резаться крылья, когда даже не перезвонил, чтобы хотя бы поинтересоваться, как я себя чувствую и потом, после той ночи.

Теперь уже добивает. Крушит. Размалывает в жалкий песок.

Он просто чудовище! Как я могла думать, что смогу продержаться?

— София.

Вижу, как огромные руки сжимаются в кулаки. До хруста… Ударит? Этого я боюсь гораздо меньше, чем всего остального.

Медленно поднимаю голову, встречаясь с его глазами. В моих больше нет вызова. Я уже почти мертвая кукла. Можешь праздновать свой триумф! Тебе за час удалось перевернуть во мне все, что только возможно.

— Твою мать, — резко, сквозь зубы.

Руки хватают меня за подмышки и резко дергают вверх.

Прижимает в себе, так близко, что я будто под кожей… внутри ощущаю его огромный каменный член, упирающийся в мой живот.

Скулы саднит от боли, так жестко он их сжимает.

И пламя ненависти, злобы в глазах и еще чего-то совершенно бешенного, безумного. Как будто он теряет контроль. Становится животным. Разгоряченным, неспособным ни слушать, ни реагировать адекватно.

— Я ведь давал тебе шанс, София, — цедит сквозь зубы, сквозь сжатые до предела челюсти. — Два шанса. Для меня это запредельно много. Обычно и одного не даю. Так чего теперь ты корчишь из себя жертву? Ты все выбрала сама.

Отпускает мое лицо, проводит руками вниз по телу, слегка прижимая.

И того, что бушует сейчас в его глазах, я даже близко понять не могу.

Там грозовые волны.

Почерневшее серебро, яростные вспышки.

Будто растрескивается все, крушит вокруг себя на расстоянии километра. Они полыхают, эти дьявольские глаза. Как и опаляющее меня рваное дыхание. Будто вулкан у него внутри и только какие-то секунды отдаляют от взрыва, что камня на камне по себе не оставит.

Рывком дергает за бедра вверх.

Прижимает к себе так крепко, что трещат ребра.

Закидывает мои ноги себе за спину, заставляя обвить его сзади.

Теперь я снова все распахнутая перед ним. На максимум. Чувствую, как его каменная, огромная, дергающаяся жаркая головка упирается прямо в мой вход. Надавливает, жадно пульсирует. А я — раскрыта до предела…

И не хочу к нему прикасаться, но невольно впиваюсь пальцами в плотную ткань пиджака. Так сильно, что до мяса обламываю ногти.

Прижимает меня крепче, делая шаг вперед.

И я чуть скулить не начинаю, когда давление его члена становится болезненным, почти проникая в меня.

Возможно, если бы он с этого начал, я бы реагировала иначе. Наверное, просто бы смирилась и, сжав зубы, пережила бы это. Но теперь мне хочется орать. Теперь, после того, как стояла на коленях, меня захлестывает.

— К…куда? — хрипло, как будто и правда орала и сорвала голос, выплескиваю из горла будто деревом застревающие в нем слова.

— Ты не приняла душ, хоть было сказано приготовиться, — цедит сквозь зубы Санников. — Да и я не успел.

В глазах темнеет, я даже не замечаю, куда он меня несет.

Все, что сейчас способна чувствовать, это его упирающийся в меня член, с каждым шагом опасно и болезненно прижимающийся, почти проникающий вовнутрь.

Толкает ногой какую-то дверь, чуть не пронзая меня этим движением насквозь, от чего приходиться закусить губы до крови, чтобы не зарычать.

Отвратительное чувство — он может лишить меня девственности, вот прямо так, на ходу, ворвавшись со всей своей яростью, а я с каждым его шагом сжимаюсь все больше и больше, понимая, что это может произойти в любой момент, что я совершенно беспомощна и ни на что не способна влиять.

И это — новое издевательство! Лучше бы повалил меня в постель и сделал бы все сразу, быстро. А так я трясусь от каждого движения, особенно, более резкого.

— Так нравлюсь? — ехидно прищуривается, опуская голову так, что его глаза становятся совсем рядом с моими. Даже ресницы соприкасаются. — София, ты так в меня вцепилась, что не отодрать. Хоть руки обрубай.

Даже не заметила. С трудом разжимаю побелевшие руки, понимая, что не слушаются и болезненно саднят.

Санников, как куклу, опускает меня в ванную, отрывая от себя мои сведенные как судорогой вокруг его бедер ноги.

Резко дергает рубашку, обрывая пуговицы. Она летит прямо на пол, как и его брюки вслед за ней.

Забирается ко мне, и я еще сильнее съеживаюсь.

Какой же он огромный! Я кажусь рядом с ним просто крохотной Дюймовочкой!

Еле достаю до широких плеч.

Замерев, наблюдаю за тем, как играют на его широкой груди мышцы. Как у хищника, что готов бросить и растерзать свою добычу. Становится как-то по животному страшно. Как напряжены кубики пресса на его животе. Мельком скольжу по нереально огромному члену, плотно к нему прижатому, скрывающему пупок.