В течение следующих двух часов я тщательно собираю все частицы с обеих половинок пробоотборника, причем каждая партия попадает в отдельный контейнер. Затем промываю образцы водой и жду, пока астрофаги опустятся на дно. Вместе с астрофагами я наверняка набрал много липкого вещества, от которого нужно избавиться.
Далее наступает очередь опытов. Первым делом я определяю ДНК-маркеры[139]
нескольких частиц, дабы удостовериться, идентичны ли эти астрофаги тем, которые я исследовал на Земле. Оказалось, что идентичны. По крайней мере, по тем маркерам, которые я проверял.Затем проверяю общее количество образцов в обеих партиях.
– Интересно, – хмыкаю я.
–
– Обе половины прибора собрали примерно одинаковое количество частиц.
–
– Неожиданно, – соглашаюсь я.
Одна сторона пробоотборника была обращена к Тау Кита, а другая – к Эдриан. Астрофаги мигрируют во время периода размножения. Каждый астрофаг, который, игриво подмигивая, летит на Эдриан, возвращается оттуда вдвоем с дочерней клеткой. Иными словами, астрофагов, которые спешат с Эдриан на Тау Кита, должно быть в два раза больше по сравнению с теми, что двигаются в противоположном направлении. Но, видимо, это не так. Исходящий поток по численности равен входящему.
Рокки карабкается по туннелю на потолке лаборатории в поисках места, где будет виднее (точнее, слышнее).
–
– Я измеряю общий объем выделяемой тепловой энергии в обеих партиях.
Это самый надежный способ подсчета количества астрофагов. Каждая частица стабильно держит температуру в 96,415 градусов Цельсия. Чем больше астрофагов, тем сильнее разогревается металлическая пластина, на которую я их переместил.
–
– Не знаю.
Я кладу несколько «возвращающихся» астрофагов (тех, что летели от Эдриана к Тау Кита) на предметное стекло и несу к микроскопу.
Рокки спешит за мной по туннелю, стараясь ничего не пропустить.
–
– Микроскоп, – объясняю я. – Он помогает мне видеть очень маленькие вещи. С его помощью я могу увидеть даже астрофагов.
–
Заглянув в окуляр, я чуть не вскрикиваю от изумления. Помимо астрофагов, там масса интересного! Предметное стекло испещрено знакомыми черными точками. А еще я вижу прозрачные клетки, малюсенькие, похожие на бактерии штуки, и другие, чуть крупнее, напоминающие амеб. А еще тонкие штуки, толстые штуки, спирали… Их в образце несметное количество! Слишком много разных
объектов, чтобы сосчитать! Я словно смотрю на жизнь, кишащую в капле озерной воды.– Ух ты! Жизнь! – восклицаю я. – Там полно живых существ! Не только астрофаги! Разные биологические виды!
–
– Эдриан не просто планета. Это планета, на которой есть жизнь, как Земля и Эрид! – взволнованно говорю я. – Теперь понятно, откуда взялся метан. Его производят живые существа!
Рокки застывает на месте. А потом вдруг вытягивается во весь рост. Я ни разу не видел, чтобы он поднимал туловище так высоко.
–
– Что? – Я гляжу на Рокки, пребывающего в диком возбуждении. – Но как? Не понимаю.
Он стучит клешней по стенке туннеля, указывая на мой микроскоп.
–
– Черт возьми!!! – задыхаюсь я. Сердце выскакивает из груди. – Астрофагов поедают хищники!
На Эдриане полноценная биосфера. Не только астрофаги. Активная биосфера есть даже внутри линии Петровой. Здесь-то все и началось. Чем еще можно объяснить прорву самых невероятных форм жизни, которые освоили космическую миграцию? Все они происходят от единого генетического корня.
Астрофаги – лишь одна из многочисленных биологических форм, которая здесь зародилась. А раз есть жизнь, значит, появляется разнообразие и хищничество. Эдриан – не просто планета, которую заразили астрофаги. Это их родной дом! И в том числе родной дом хищников, поедающих астрофагов.
– Потрясающе!!! – ору я. – Если мы найдем хищника…
– Мы возьмем его домой!!! – верещит Рокки на целых две октавы выше обычного. – Они съедят астрофагов, размножатся, съедят еще больше астрофагов, размножатся и съедят больше-больше-больше!!! Звезды спасены!
– Да! – Я прижимаю кулак к стенке туннеля. – Ну-ка, дай кулак!
–