Легко оттолкнувшись от стола, я переплываю в середину отсека.
– Тут полно всякой всячины. Что бы ты хотел узнать для начала?
Рокки тянется рукой в сторону интересующего предмета, но внезапно меняет решение. Потом указывает на другой и снова колеблется. Он словно ребенок в кондитерской. Наконец, Рокки выбирает 3D-принтер.
–
– Штуковина, которая делает маленькие предметы. Я сообщаю компьютеру форму, а он сообщает этой машине, как ее сделать.
–
– Машине нужна гравитация.
–
– Да! – радостно восклицаю я. Быстро же он соображает! – Вращение дает гравитацию для разных научных исследований.
–
– Верно.
Рокки задумывается.
–
– Эммм… да! Отличный план! Но как же твой корабль? – Я постукиваю по ксенонитовой сфере. – Человеческая наука не умеет делать ксенонит. Он прочнее всего, что есть у людей.
–
– Понимаю, – говорю я. – Хочешь пойти за вещами сейчас?
–
Так я превратился из «единственного выжившего исследователя космоса» в «парня со странным соседом по комнате». Любопытно, что из этого получится.
– Вы знакомы с доктором Ламай? – спросила Стратт.
– За последнее время я познакомился с таким количеством людей, что просто не помню, – пожал я плечами.
На авианосце имелся лазарет, но он предназначался для членов экипажа. Для нас же на второй ангарной палубе построили особый медицинский центр.
Доктор Ламай сложила ладони в традиционном буддийском приветствии, слегка наклонив голову.
– Рада знакомству, доктор Грейс!
– Спасибо, я тоже, – удивленно улыбнулся я.
– Я отдала в ведение доктора Ламай все медицинские вопросы, касающиеся полета «Аве Марии», – пояснила Стратт. – Она была ведущим научным сотрудником в компании, разработавшей метод введения в кому, который мы и собираемся применить.
– Очень рад, – обрадовался я. – Полагаю, вы из Таиланда?
– Да, – ответила она. – К сожалению, компанию пришлось закрыть. Метод работает лишь для одного пациента из семи тысяч, что существенно ограничивает коммерческий потенциал применения. Но я счастлива, что мое исследование все-таки может послужить человечеству.
– Это еще слабо сказано! Ваше исследование может спасти
человечество! – поправила Стратт.– Вы слишком добры ко мне, – скромно потупила глаза Ламай.
Следом за ней мы вошли в лабораторию. Там на десятках операционных столов лежали бесчувственные обезьяны, каждая из которых была подсоединена к разным вариациям медицинского оборудования.
– Мне обязательно присутствовать? – напряженно спросил я.
– Не обращайте внимания на доктора Грейса, – заговорила Стратт. – В некоторых вопросах… он излишне чувствителен.
– Ничего, я справлюсь. Понимаю, без испытаний на животных не обойтись. Мне просто тяжело на это смотреть, – ответил я.
Ламай промолчала.
– Доктор Грейс, возьмите себя в руки! – рявкнула Стратт. – Доктор Ламай, введите нас в курс дела.
Указав на пару металлических манипуляторов, висевших над одной из обезьян, Ламай произнесла:
– Мы разработали систему автоматизированного наблюдения и ухода за пациентами в коме. Тогда мы рассчитывали на десятки тысяч подобных пациентов. Но этого так и не случилось.
– Устройство в рабочем состоянии? – поинтересовалась Стратт.
– Изначально мы не планировали делать систему полностью автономной. Она должна выполнять рутинные процедуры, но если возникнет сложная задача, система оповестит лечащего врача.
Ламай повела нас вдоль столов с погруженными в кому обезьянами.
– Мы добились значительных успехов в разработке полностью автономной версии. Эти манипуляторы управляются исключительно высокоинтеллектуальным программным обеспечением, написанным в Бангкоке. Система ухаживает за пациентом в коме. Следит за показателями жизненно важных функций, проводит все необходимые медицинские манипуляции, кормит пациента, наблюдает за состоянием жидкостей в организме и так далее. Конечно, лучше бы рядом находился врач. Но наша система лишь немногим уступает человеку.
– Она на базе искусственного интеллекта? – спросила Стратт.