Проект "Стокгольмский синдром"

— Что же это такое? — прыснула, отложив в сторону папку с проектом и ее содержимым. Спустя полчаса глубокого изучения, была в недоумении. Среди двенадцати фотографий, я узнала, как минимум половину, представленных под видом больных. Все эти люди были рабочими в «Гран Опере», особенно в последний день моего выступления. Уборщица, две гримёрши, костюмер, два рабочих зала и молодой парень — он отвечал за освещение зала. Парнишка тогда долго вымаливал место именно в наш зал, чтобы подзаработать несколько сотен для продолжения обучения. Проникнувшись его историей, я уговорила отца немного смягчиться, и дать шанс. А теперь он среди все них, и каким-то образом людей собрали вместе — под один непонятный проект. Закрываю папку, читая название: «Проект «Стокгольмский синдром». И в чем проявление «стокгольма» у каждого из них? Какая-то чепуха. Отложила в сторону папку, как было прежде. Лёня не любил, когда его вещи трогали, но сейчас мы не дома, а значит его личное пространство потерпит мое временное вторжение. Сильно жмурю глаза, словно могу стереть все, что смогла узнать и вычитать ранее. При воспоминании о доме, нашем с Лёней в Париже, накатывает волна печали. Я скучаю по временам, когда вся моя жизнь была подобна сказке, а муж буквально носил на руках. Наша любовь вспыхнула пламенем с первых встреч, и, конечно, я бесповоротно полюбила мужчину. Он стал для меня моим смыслом жизни, но только родительский эгоизм перечеркнул всё. Отобрал у меня надежду на светлое будущее, заставляя следовать их собственным правилам и прихотям. Балет был для меня не только прекрасным воплощением искусства, но и тяжелой работой. Могла ли я бросит все, как сделала Ирина однажды — нет, не сумела. Побоялась, что стану их разочарованием, а, видя, как в семье не все гладко, хотелось приносить в дом немного светлого. Сама себя загнала в клетку, а моя мама ею воспользовалась с лихвой. Не знаю, если однажды я сумею взглянуть на нее, то простить никогда. Играя по своим правилам, она совершенно забыла, что мы тоже живые люди, и у нас есть личная жизнь. Построив вокруг себя стены и озлобившись на отца, только довела себя до психического расстройства. И я нисколько не удивлюсь, если при ней это уже было с рождения. Просто так приобрести расстройство она не могла. На фоне неразделенной любви? Но, Владимир Сергеевич сознательно влюблен до сих пор в мою мать. Господи, как тяжело вести размышления в одиночестве, словно я вновь оказалась в психушке, где каждый день проходил в подобном свете. И, чтобы отвлечься, выхожу из спальни, когда натыкаюсь на Диану. Эта дрянь сумела пробраться в квартиру.

Замираю в проеме дверей, ощутив пробежавшийся холод по спине. Она с удивлением уставилась на меня, словно понять не может — реальная я, или мираж. Но ее поведение мгновенно меняется, и на лице расплывается змеиная улыбка, а в глазах нездоровый блеск. Диана прошествовала в зал и присела на диван как ни в чем небывало, будто давно знала любой предмет, который здесь установлен.

— Так и будешь стоять? — ее голос разрывает тишину, и я вздрагиваю. Узнаю этот тон, и обрывки моего затуманенного сознания мгновенно возвращают мой дух в тот вечер, когда девушка вызвалась помочь мне за кулисами. Шумно выдохнув, попыталась собраться с силами, чтобы предстать перед Дианой смелой и твердой в своей позиции. Теперь никто не сможет одурачить меня. Но, как нарочно, в доме не оказалось ни Ирины, ни Лёни, словно эта сволочь знала, что я осталась одна. — Ты глухая? — озлобленно кидает фразу.

— Нет. Что тебе здесь нужно? — скрестив руки на груди, я встала напротив кресла, где ранее сидел Лёня. Диана рассматривает меня, интересуется, что же мой муж во мне нашел.

— Ты, словно ангел, — шипит женщина, разрывая гнетущую атмосферу. — Не удивлена, почему Леонид так скорбел о тебе, будто ты ушла из его жизни навсегда. Но, этот ненормальный надеялся… даже таблетки, которые я подсунула ему, не помогли. Он все это время считал, что принимает успокоительное, но, увы, не тут-то было. Выбросил, и мозги стали на место вставать, — она рассмеялась, истерически и как-то с надрывом. Я же стою неподвижно. Диана останавливается, переводя свое дыхание: — Сядь напротив меня и давай, скажи мне, какого это просидеть в психушке, зная, что во всем причастны все твои любимые.

— Ты ненормальная, — фыркаю, но не повинуюсь ее приказу присесть. Диана оценила мою боевую стойку, и тоже встала. Между нами стоит мебель, будто она способна оградить друг друга от последствий стычки. Диана шумно выдохнула.

— Мы все тут ненормальные, пушинка, — мое ласковое прозвище, данное мужем, осмеивается этой женщиной. И она его практически выплевывает, как оскорбление, унижение. Стараюсь держаться холодно, и не реагировать на ее провокации. — Даже ты, светлый лучик в никчемной жизни нашего Лёни — ненормальная.

— Не смей! — воскликнула, все-таки ей удалось меня задеть, и теперь Диана ликует. Она начала хлопать в ладоши. Аплодирует стоя, будто я для нее сейчас выступаю в театре немых кукол.