Проект Ворожея (СИ)

– Но последней каплей было то, что эти сволочи на похороны пришли, – сипло продолжила она. – Якобы вина их мучала, но я видела, видела, как они ухмылялись самодовольно, едва в сторону отошли. И с ними были девочки, они себя подругами Евы называли и ходили к ней, сочувствовали, а за воротами кладбища они обжимались с этими… и хохотали. А еще в тот момент я поняла, что за мерзкие кляксы их окружают. Моя сестра была первой, причиной чьей смерти они стали, но не последней. Они бы насиловали, а потом и убили еще. Они сотворили это, и им понравилось. Чувство власти над кем-то беззащитным, безнаказанность, тайное и явное одобрение других таких же уродов с извращенным понятием о силе и превосходстве над другими людьми. Это как словно в головах у них поменяли полярность, причем безвозвратно, а я была единственной, кто знал это. Понятия не имела, откуда пришло подобное откровение, но ни секунды сомнений у меня уже не было с того дня.

Влада надолго замолчала, и даже ее дыхание я едва мог расслышать. Мне так хотелось сказать или сделать что-то, что принесло бы хоть какое-то облегчение. Но за все годы постоянных соприкосновений с людской жестокостью и горем я так и не научился находить нужные слова, а просто сотрясать воздух – только добавлять боли, оскорбляя фальшью, уж я сам это знаю на своей шкуре.

– Ну, а в остальном, в принципе, ничего интересного, – глубоко вздохнув, ожила Влада, теперь уже явно подводя черту под своим рассказом. – Двое в могиле, один калека. Я сначала в СИЗО, а потом в психушке… этот момент я почти не помню, если честно. Почти год я как в сумерках металась. Училась различать реальность и видения. И это не так уж и легко в месте, где ты окружен таким количеством людей, в мыслях которых царит нечто сумбурное, а часто даже до дрожи жуткое, и где не у кого спросить совета. И давай закончим обо мне на этом.

Она забрала из моих рук чашку с давно холодным чаем и вылила его в раковину.

– Не жди от меня осуждения и речей в стиле – надо уметь прощать и закон наше все. К сожалению, я сам, работая столько лет в системе, как никто знаю, насколько она несовершенна, как легко ее прогнуть, обойти и даже нагло поиметь. И тогда обычным людям приходится брать на себя ее функции, насколько бы противозаконно это ни было. Я не скажу, что твой поступок был правильным, мне вроде как не полагается даже так думать. Но иногда, сталкиваясь с подобными случаями по работе, мне кажется, что лучше так, чем остаток жизни жить, ощущая унижение свое и близких и вину за то, что подонки ходят дальше по земле и сеют несчастья вокруг себя.

– Я не сожалею о своем поступке. Нет. Я никогда себе не прощу невнимательности, слабости, считай, предательства близкого человека, которому была нужна. У меня было так много, на самом деле, настолько больше, чем есть у большинства людей, и я разменяла это все на суету, рутину, гордыню, а потом на жалость к себе, когда все разрушилось. Я и сейчас все еще такая.

– Так, стоп! – решительно прервал я ненужный поворот в разговоре и невольно поморщился от резкой боли в плече, пострадавшем от бутылки. – А вот это лишнее, Влада. Обвиняя себя в чем-то, ты разве повернешь время вспять и все исправишь? Распиная себя, компенсируешь хоть каплю нанесенного ущерба? Не ты инициировала цепь этих событий, не ты повинна во всех обстоятельствах, и не тебе брать на себя всю вину. Суть не в том, как для всех вовлеченных закончилась эта история. Обрекать себя на всю ответственность абсолютно неверно. Мне стыдно сейчас пользоваться таким избитым и немного нечестным приемом, но вспомни – твоя сестра тебя хоть раз в чем-то обвинила?

Возможно, я говорю резче, чем стоило бы, но вот этот момент, когда люди, по сути жертвы ситуации, начинают навешивать на себя груз вины, всегда выводит меня из себя. Почему всякие подонки и реальные преступники никогда не страдают желанием самобичевания и живут, не парясь, пока не прижмешь их к ногтю, а порядочные люди ковыряют себя, выискивая свои косяки? Может, это как-то и обусловлено психологически и где-то правильно, но я плевал на это и не хочу принимать подобную точку зрения. В гробу я такую психологию видал!

– Нет, Ева никогда не стала бы… – затрясла головой Влада. – Но я и сама…

– Сама что? Сама вынесла себе приговор, сама его и приводишь в исполнение столько лет, разрушая то малое, что осталось от твоей разодранной в клочья души? Думаешь, Ева, которая тебя любила, смогла бы перенести это? Не ты ее убила, а те подонки. Не ты потеряла мужа, а его собственная слабость и эгоизм разрушили вашу семью. Не твоя вина, что система правосудия гнилая и равнодушная, и всякие твари не только не получают по заслугам, но и становятся гребаными символами нашего времени и примером для подражания для таких же порченных и убогих умом и душой. – Рассердившись, я заходил по кухне, кривясь от все усиливающейся пульсации в районе ключицы.