Проект Ворожея (СИ)

Вместо дома он повез нас в районную больницу, где, несмотря на глубокую ночь, по случаю ЧП собрался почти весь немногочисленный медперсонал. Плюс еще снаружи пара десятков «неравнодушных граждан с активной жизненной позицией», читай, главных местных сплетников. Когда еще такое в их Мухосранске-то случится. Даже какой-то репортер из местной газеты образовался с диктофоном и праведно-обеспокоенным выражением лица. К нашему приезду избитых обследовали, загипсовали, перебинтовали и уложили в койки. Патрульные – молодцы ребята – сориентировались сами и организовали дежурство в палате избитого парня. Он оказался приезжим художником, дальним и единственным родственником местной недавно почившей бабульки, и наведывался в перешедший по наследству домик каждые выходные. Разбираться, по какой такой причине немовские аборигены определили его в маньяки, решили завтра, как только его обезболивающие попустят. Влада же только разок мельком глянула в его сторону и покачала головой. Конечно, мне следовало еще осилить кучу канцелярщины, прежде чем определить его статус, подтвердить или опровергнуть невиновность, но этому ее незаинтересованному взгляду вкупе с равнодушным движением головы я уже доверял больше, чем всем возможным будущим обвинениям и доводам. Дожил, мля. Вывих Влады оказался, слава Богу, не слишком серьезным и был тут же вправлен, а многочисленные ссадины обработаны. Мы же с Никитой вообще отмахнулись от настойчивых попыток полечить нас от чего-нибудь, одновременно добывая подробности для сенсационных завтрашних сплетен. Уже через полчаса подъехали к коттеджу Варавиных с гостеприимно светящимися окнами, хоть и было уже под утро. На секунду заныло-зацарапало внутри, когда Ольга выскочила на крыльцо в теплом домашнем халате и, кратко вглядевшись в усталое лицо мужа, обвила его шею в каком-то бесконечном интимно-родственном жесте. Когда мы все ввалились в светлую кухню, хозяйка, мягко выражаясь, одарила нас недоуменным взглядом. Вид у нас, прямо скажем, был тот еще. Влада вообще выглядела так, будто ее волочили за ноги по лесу. Растрепанная, листья в волосах, лицо исцарапано, одежда порвана. Мы с Никитой в грязи по колено и расхлыстанные после пробежки. Можно сказать, красавцы-огурцы даже. Но Ольга, проявив настоящую женскую мудрость, не стала никого пытать расспросами. Щедро наделив каждого почти стаканом коньяка, велела одежду оставить на полу в ванной и немедленно ложиться спать. Само собой, желающих возразить не нашлось.

– Раздевание, попытка номер два! – пробубнел я, торопливо и совсем не деликатно помогая Владе лишать нас одежды.

Именно нас, потому что оба словно боялись не успеть оказаться голыми в этом душе под хоть частично очищающими от всего, в том числе и от реальности, горячими струями. Нет, не нежность. И близко. Не глаза в глаза. Только плоть к плоти. Точно не некая связь, которая рождается в изучающих, где-то робких движениях. Это вообще не было чем-то «вместе». Сейчас мы были глухи к внешним вибрациям, невосприимчивы к эмоциям. Секс вдвоем, но при этом каждый в себе. Два схлестнувшихся в этой точке пространства примитивных, ни под что не замаскированных голода, спровоцированных, подстегнутых всей увиденной сегодня человеческой необузданностью и жестокой первобытностью. Откровенное использование ради того, чтобы быть использованным. Так, казалось бы, мало и только на поверхности. Но просто жизненно необходимо обоим.

ГЛАВА 22

«…– Красный-красный-красный! – лицо Влады искажено ужасом и отвращением, а темные омуты глаз прожигают во мне не просто дыру, а целый бездонный тоннель, в который с размаху проваливается моя порченная душа. Образ Влады размывается, голос трансформируется, становясь голосом моей матери.

– Какой же ты омерзительно красный, Антон!!»