— Скоро я тебе открою еще одну зашибенную сторону нашей романтической профессии. — Хотя, точнее будет сказать, в большинстве случаев это и есть основная ее часть. Именно нудное и монотонное ковыряние в огромном море имеющихся из разных источников данных, которое может оказаться и совершенно безрезультатным, а может и принести неожиданную удачу. Само собой, что внезапное нахождение решающих улик, сидение в засадах, вышибание дверей и эффектные задержания гораздо круче смотрятся на экране телека, чем многочасовое или даже многодневное перелистывание документов, или вылезающие на лоб и слезящиеся от монитора глаза. Но должен признать, что совсем не размахивание пистолетом или поигрывание мускулами приносят результат в подавляющем количестве эпизодов.
Из одного из немногочисленных кабинетов выскочил молодой лейтенантик в форме, весь красный и взъерошенный. Гримаса, исказившая его лицо была чем-то средним между сочувствием и презрением. Из-за открытой двери донеслись громкие рыдания с причитаниями.
— Мать? — мрачно спросил Варавин, и парень кивнул.
— Она самая, — ответил парень и скривился.
— В общих чертах как все обстоит? — спросил Варавин, и лейтенант, оглянувшись, прикрыл дверь поплотнее.
— Киселева Антонина Викторовна, — быстро затараторил он. — 35 лет. Мать-одиночка. Помимо наших жертв имеет еще двух малолетних детей. Живет в Немово.
— Это в десяти километрах отсюда, — пояснил Никита. — Деревня в паре десятков дворов.
— Ага, — продолжил парень. — Бывшая учительница младших классов, но с того момента, как школу в Немово закрыли, сидела дома и запила. Я позвонил в службу по охране детства. Соседи неоднократно жаловались, что она детей постоянно бросала то на сутки, а то и на три дня. Наши потерпевшие — сестры-близнецы Киселева Ирина и Киселева Екатерина, обеим по 15 лет. Их она оставляла одних лет с пяти. Каждый раз как новый хахаль появлялся, могла исчезнуть без единого слова, предоставив девочек самим себе. Пропивала все пособие, а девчонки голодали и по соседям побирались.
— Почему не забрали-то? — насупившись, рыкнул Никита.
— В службе опеки какая-то ее родственница до последнего времени работала. Вот она и заворачивала все жалобы. Киселева ей божилась, что исправится, и та ей типа верила.
— Тфу. Вечно у нас все через жопу. У нормальных матерей детей из-за всякой херни отбирают, а тут… — в сердцах Варавин стукнул по деревянной панели на стене коридора.
— Вот прямо бесит меня эта алкашка, — сжал кулаки лейтенант. — Разве это мать вообще?
— Агафонов, ты своих бесов при себе держи, — строго одернул его Никита. — Мы тут на работе, и наше дело порядок поддерживать, а не суждения выносить и давать оценку чужим поступкам.
— Нет, ну а чего она… — сдулся под тяжелым начальственным взглядом парень. — Виляет тут… Она, похоже, даже понятия не имеет, когда дочки пропали. В очередном загуле была. С кем дружили, с кем общались, чем увлекались, куда ходили в свободное время — на все один ответ. Не знаю.
— Девочки-подростки могут быть очень скрытными, — тихо произнесла Влада из-за моего плеча.
— Да какая там скрытность. Думаете, она вообще интересовалась даже тем, что едят, пока она шлялась по мужикам.
— Агафонов, — уже не сдерживаясь, рявкнул Варавин и добавил гораздо спокойнее: — Ты это… иди, давай, покури.
Лейтенант кивнул и ушел, вороша по пути свои короткие волосы, что и так уже пребывали в беспорядке.
— Ну что, пойдем мать опросим или сначала в морг? — вздохнув, спросил Никита, настороженно покосившись в сторону Влады.
Она пристально смотрела на дверь кабинета, и на ее лице стало появляться уже знакомое мне проявление напряженной сосредоточенности.
— Можно, я кое-что спрошу у этой женщины? — не глядя на нас, медленно произнесла она.
— Ну конечно. Вы ведь сюда для этого и приехали, — сделал Варавин приглашающий жест и толкнул двери.
В кабинете, сгорбившись на стуле, сидела и всхлипывала женщина, то и дело цокая по зубам стаканом с водой, пытаясь хоть немного попить. Рука у нее дрожала так сильно, что вода плескалась на ее изрядно поношенное платье и никак не попадала куда надо. Одежда на ней была вполне опрятная, хотя, похоже, свои лучше времена видала лет так семь назад. Но не мятая и не в пятнах, значит, собственный внешний вид еще имел для нее значение. Огромные мешки под глазами, отекший контур лица и попытка замазать все это большим количеством не подходящего по цвету тональника, большая часть которого уже осталась на платке, стискиваемого в руках. Разбитая бровь, треснувшая губа, распухший нос, явно красный не только от слез, но и от вылезших под кожу капилляров. В общем, картина маслом — женщина сильно пьющая, хоть и не совсем опустившаяся.
Никита представился сам, усаживаясь за стол, и отрекомендовал нас как следственную бригаду из столицы, что тут же привлекло внимание женщины.
— Найдите того ублюдка, что сделал это с моими девочками, — взмолилась она, сконцентрировавшись непосредственно на Владе. — Я же теперь не знаю, как и жить без них. Растила, растила, а теперь на старости лет и без куска хлеба, и стакана воды…