Профессия: жена философа. Стихи. Письма к Е. К. Герцык

Я ушла спать раньше обычного, т.к. чувствовала себя нездоровой. Лежа в постели в моей уютной, синей комнате, теплой и светлой, я остро представила себе тех многих, кот<орые> в этот вечер ночуют где-нибудь в сырых подвалах или под мостами Сены... И такая жалость вдруг пронзила меня, так захотелось всех, всех собрать, отогреть, накормить, успокоить... И так стыдно было, что у меня есть и тепло, и свет, и эта комната, и постель...

Четверг, 1 ноября (День Всех Святых)

Яркий солнечный день... Из окон вижу женщин, детей и мужчин, несущих снопы пестрых цветов на кладбище. День соединения земли и неба, общения ушедших с остающимися... Думаю, если б люди больше думали о смерти, то жизнь была бы выше и чище.

За завтраком Ни говорит о характерном отношении русских к философии: «Когда русский скажет: "Это философия", то для него это значит нечто не вполне серьезное, особенного значения не имеющее. Вот почему мне так трудно общение с русскими и так легко с иностранцами. Они особенно ценят интеллектуальность человека и ставят ее выше эмоционального».

Я: «Помню, как-то давно еще я сказала о России, что она душевна, но не духовна».

Ни: «Это верно, но лишь отчасти».

Я: «Я не отрицаю в ней духовности, но говорю о преобладании душевного».

Ни: «Это верно».

Затем разговор перешел на тему о творческом процессе. Говорили об одном знакомом писателе, кот<орый> в период пи-

36//37

санья так погружается в этот процесс, что он им окончательно завладевает и заставляет забывать все окружающее...

Ни:

 «У меня совершенно иначе. Я всюду: в лесу, в кино — продолжаю внутреннюю работу, связанную с моим творчеством. Работа эта во мне никогда не прекращается, и часто самые важные мысли приходят мне в голову совершенно независимо ни от каких внешних условий. Вся моя природа как бы всегда погружена в разрешение мировых вопросов».

Странная встреча! К чаю приехали к нам Натали (Секерина) и с ней Евгения Паскаль^[80] (жена Пьера — бывшего коммуниста) [и Марта Паскаль^[81]. С Мартой я должна была познакомиться уже давно. Она приглашала к себе меня и Н.А. и давно хотела познакомиться. Но мы к ней не поехали, что-то помешало, да мы и вообще часто уклоняемся от новых знакомств, слишком много и так людей вокруг нас. Но на этот раз, видимо, это знакомство должно было устроиться, и Марта П<аскаль> сама приехала.] И вот из разговора с ней я узнала нечто, весьма меня удивившее. Оказывается, что она (очень деятельная католичка) посещает в Clamar’e новую общину, всего год как основанную, что во главе этой общины — священник, который на собраниях общины читает книги Н.А. для изучения современных проблем и, главным образом, коммунизма. Марта П<аскаль> рассказала мне многое об этой общине, и дух ее показался мне таким непохожим на все, что я знаю до сих пор, таким новым, нужным, что я слушала ее с большим интересом. Марта П<аскаль> хочет познакомить меня с abb'e (фамилию не помню) и попросить разрешения и меня повести на чтения в этой общине.

2 ноября 34 (jour des morts)*

У обедни в St.-M'edard. Оттуда к о. Ав<густину>^[82]. Он — в жарко натопленной комнате, с насморком. Говорили вначале о смерти, о том, как умирают. У него теперь есть одна умирающая (терциарка)^[83]. Она всегда была очень благочестивой, особенно чтила все d'evotions, p`elerinages, chapelets**, а теперь перед лицом смерти — кощунствует, проклинает Бога за то, что Он не дает ей жить. Очевидно, что благочестие, основанное на d'evotions, не делает самого главного — не возвышает над земным и мир иной не делает более близким... Еще гово-

* День поминовения усопших (фр.).

** Религиозные обряды, паломничества, молитвенные четки (фр.).

37//38

рили о Лейбнице^[84] и о Декарте^[85]. О. Ав<густин> дал мне новую тему для работы: о предопределении (по Св. Писанию).

Вечером чтение «Войны и мира». Главы о смерти Андрея — самые глубокие из всего, написанного Толстым.

Суббота, 3 ноября 34

Днем Ни был в лечебнице для рентгенизации. Вернулся и говорит: «Мне казалось, будто я в аду. Какие-то синие очки, нечто вроде эшафота...»

После завтрака пришли Либ с женой^[86] и о. Стефан (священник). Либ засел у Ни, рассматривая книги в его библиотеке (он помешан на книгах и тратит все свои деньги на библиографические редкости, главным образом — русские). О. Стефан принес показать свой переплет. Он этим зарабатывает.

За обедом Ни говорит о довольно грубом обращении персонала (скорее женского) в больнице, где он сегодня был. «Это с тобой так, а что же с бедняками, кот<орые> там лечатся?»

Ни: «Да, жизнь — жестокая вещь!»

Я: «Какого еще чистилища нужно, когда эта жизнь и сама по себе достаточна, чтоб, как огнем, очистить людей. К чему и кому нужны эти запугиванья? Неужели пытками, муками можно сделать кого-нибудь лучше? Я думаю, наоборот. В этих запугиваньях чувствуется какой-то садизм».

Ни: «И мазохизм. То и другое. В книге "Назначение человека" я писал об этом».