Пискнул дозиметр, закреплённый к кармашку на правом плече. Остановившись, Павел достал прибор. Почти сто микрорентген. Ерунда. Это против довоенного фона десятикратное превышение, а сейчас даже в садоводстве было не меньше пятидесяти. Если судить по современным российским меркам – оазис. А по сути, чистейшим оазисом на карте Ленинградской области был весь Карельский перешеек. Подумаешь, десяток тактических зарядов на пятнадцать тысяч квадратных километров. И ЛАЭС далеко, аж на противоположном берегу Финского залива. Считай и не бомбили. В Выборге, Приморске и Приозерске фонило изрядно. Но до них было далеко. А поблизости – только полигон ракетчиков и затяжной подъём на Приморском шоссе, к которому стая, похоже и направлялась. У Павла не было ни малейшего желания близко подходить к воронкам от ядерных снарядов, но пока уровень радиации позволял ему двигаться дальше.
Дозиметр у Павла был знатный. Настоящий полевой прибор, уместившийся в пластиковый корпус, лишь немного превышающий по размерам кнопочный сотовый телефон. Какими они были в конце девяностых годов. Из Европы привезли. Говорят, что Маршал самолично их заказал в Нидерландах. В счёт контрибуции. В ближайшей округе таких аппаратов всего два – второй у Олега. А простенькие бытовые дозиметры есть почти у всех. Сейчас без них никуда. Но те просто сигнализируют об опасности. А тут не только уровень радиации высвечивается, но можно и расклад по видам излучений посмотреть. Сейчас прибор показывал только гамма-лучи. Ну, правильно, снега больше метра насыпало. Всё остальное сквозь него не пробивает. С одной стороны – хорошо. А с другой плохо. От гамма-лучей верхняя одежда не защитит. Так что поаккуратней надо.
Прибор пискнул дважды. Двести микрорентген. Уже многовато. Но если быстро обернуться, то не страшно. Вон, отвал воронки уже виден. Здоровенный снежный бугор. А следы прямо туда тянутся. Да, волки умные зверюги, но не настолько как крысы. Радиацию не чуют.
На шоссе Павел не пошёл. Там после того осеннего боя почти ничего не изменилось: три огромные воронки, слегка оплавленные «Леопарды», мятые жестянки БМП и БТР, поваленный ударной волной лес. Военные решили, что пусть так до весны стоит. За это время уровень радиации должен уменьшиться, и можно будет восстановить шоссе, не особенно облучаясь при этом. Павел слышал, что из Европы пригнали несколько сотен американских «Геркулесов». Хорошая машина: в радиоактивную зону зайдёт и «Леопарда» оттуда на жёсткой сцепке вытащит. Да ещё потом сама на железнодорожную платформу поставит. И с обратной засыпкой воронок справится. Но это всё будет только после того, как снег сойдёт. А его тут больше метра навалило. Так что машинам пока этот участок Приморского шоссе приходится объезжать по широкой дуге. Павел тоже обогнул его по дуге, но куда более узкой. Свернув вправо, он прошёл к возвышенности, с которой стрелял тогда осенью. Подниматься пришлось «лесенкой». Вроде и не круто, на открытом участке он, может быть, и «елочкой» бы забрался, но тут между деревьев…
Наверху он упёр лыжные палки под мышки и некоторое время отдыхал, наслаждаясь тишиной и чистым морозным воздухом. Возраст всё-таки. Отсюда просматривался большой участок бывшего шоссе, сейчас напоминающий лунную поверхность: кратеры, какие-то непонятные приплюснутые бугры. А волчьих следов отсюда не видно. Невооружённым взглядом.
Павел повернул висевшую за спиной винтовку на грудь, положил ствол на горизонтальную сосновую ветку и приступил к инструментальному осмотру. При четырёхкратном увеличении. Теперь цепочка волчьих следов была видна отчётливо. Немножко поплутав по шоссе, она заканчивалась возле одного из наиболее крупных бугров.
«Понятно, под «Леопардом» устроились, – подумал Павел. – В принципе, они уже не жильцы. Одной днёвки под бешено излучающей железякой вполне достаточно для получения нескольких летальных доз. Марганец, железо, никель, хром – целый букет разнообразных излучателей. Но радиация их убьёт не сразу. И, скорее всего, сделает ещё более опасными. Дичь им будет уже не догнать, но голод – не тётка. Вот и полезут к людям».
Павел ещё раз осмотрел пространство вокруг «Леопарда» в поисках других следов и обнаружил-таки ещё одну еле заметную цепочку.
«Ага, вот и «часовой, – Павел заметил серые уши, торчащие из-за присыпанной снегом елочки за противоположной обочиной. – Бдит. Ну, что ж, пусть будет минус один».
Павел медленно, чтобы не звякнуть затвором, дослал патрон и вновь приник к прицелу. Взяв чуть ниже настороженно подёргивающихся ушей, он плавно нажал на спусковой крючок.
Резкий как удар плётки выстрел расколол тишину. Эхо несколько раз отразилось от леса, с каждым разом ослабевая, и затихло, растворившись между деревьями. Уши пропали, а снег за ёлкой окрасился красными брызгами, которые на глазах бледнели, погружаясь в белую пелену. С деревьев осыпался снег. Минус один. Павел подождал ещё несколько минут, но из-под снежного бугра так никто и не появился.