Профессорятник

Для него наш приезд стал сюрпризом, и распознать знакомый голос он, естественно, не смог. В ответ послышался остроумный, хотя и ненормативный экспромт:

— Вы, голубчики, хотите услышать от меня— «очень приятно», но я вас разочарую — меня ваше КеГеБе больше не ...бе.

Когда инсценировка закончилась, вспомнили «былое и думы», обменялись новостными потоками. Я и до этого знал, что любимым приемом («коньком») Александра «Кловера» были беседы перед микрофоном со специалистами, притом нередко с несколькими сразу. Вел он такие беседы мастерски, умел пригласить в студию интересных, думающих собеседников, а вопросы избирал самые разные: от злободневных политических или экономических доисторических и геополитических.

— Юра, давайте поступим следующим образом, — предложил он свой алгоритм действий, — вначале вы заскочите ко мне в русскую службу Би-Би-Си на улице Стрзнд — мы немножко поговорим о жизни в СССР и горбачевской «перестройке», а затем зайдем в паб, попьем пивка, поболтаем. Не обижайтесь — вы ведь голодранец, а мы вас одарим, как минимум, пятьюстами фунтами. Решайтесь!

Не скрою, было отчего заколебаться — 500 фунтов в 89-м году для советского профессора значили много, даже для уже поработавшего в Афганистане по линии ЮНЕСКО, где жалованье в местной «валюте» (афгани) выдавали, буквально, «мешками». Тогда же почему-то вспомнилось, что именно 500 фунтов получил в наследство дворецкий Бэрримор от покойного сэра Чарльза в знаменитой детективной повести английского писателя Артура Конан Дойля «Собака Баскервилей». Подумалось: а чем же я хуже Бэрримора?

По иронии судьбы, карьера автора в то время заметно «поползла вверх», и не надо было быть провидцем для того, чтобы осознать, что выступление на Би-Би-Си даже в самом безобидном для сохранения имиджа советской державы амплуа означало по возвращению столкнуться с неприятной проблемой поиска нового места работы.

Соблазн был велик, однако аппетит, увы, пришлось умерить.

Можно представить эмоциональное состояние автора, когда через несколько лет, когда существенно ослабли идеологические тиски, в Лондон отправился один из моих весьма уважаемых учителей — профессор Табачникас, попросивший у меня координаты Дон-де. Будучи чрезвычайно «богобоязненным» и осторожным, Бено Израйлевич, тем не менее, не убоялся микрофона Би-Би-Си и, в отличие от меня, вернулся домой с фунтами.

...Хотя, справедливости ради, «погода на дворе» стояла уже совсем другая, и «не надо было быть метеорологом, чтобы понять, откуда дует ветер» — как пели так называемые везерманъг

(«погодники») в США во времена президента Линдона Джонсона.

8. ВИЗИТ ТУДА, ГДЕ «ВЛАСТИ ТЬМА»

Лишь как-то побывав в таинственном штабе социалистической революции — в Смольном, я с полным правом мог экстраполировать на реальную жизнь слова Гиляровского о том, что «в России две напасти: внизу власть тьмы, вверху тьма власти».

Дело в том, что в начале семидесятых годов, автор, будучи «никем», самонадеянно вознамерился не больше, ни меньше, улучшить жилищные условия моего дорогого Учителя — профессора Дмитревского. После крушения его «семейной лодки» (не нам судить о его причинах) и нескольких лет мучений в обыкновенном аспирантском общежитии № 9 института им. Герцена с панцирным лежаком (сегодня в его комнате — социальный отдел университета) и весьма-весьма отдаленным туалетом, он, наконец, временно обзавелся служебной комнатой в коммунальной квартире прямо на территории финансово-экономического института им. Вознесенского в Ленинграде, куда был приглашен профессором.

Не скрою, меня это сильно задевало: ну как же так — инвалид Великой Отечественной войны (ампутированная нога), авторитетный ученый с мировым именем (один из ведущих африканистов в СССР), автор многих книг и т. д. — живет в стесненных условиях коммуналки без горячей воды и ванной комнаты, без городского телефона и прочих элементарных удобств (правда, с пианино). Нищета, как образ жизни дорогого человека, меня явно не устраивала. Конечно, я не знал, что после состоявшегося развода кооперативная квартира была оставлена его бывшей жене и дочери, а вторично квартиру, как известно, просто так не давали. Но, если бы даже я знал об этом, то вряд ли эта деталь повлияла бы на мою решимость: кооперативное жилье ведь и так уже «вытряхнуло» карман профессора. (Кстати, кооперативная квартира была приобретена на сбережения жены, поскольку сам процесс накопительства ему был чужд).