Профессорятник

Все дело в том, что в незамерзающий порт Мурманск шел основной поток так называемых «лендлизовских» грузов. Эти жизненно важные союзные конвои нужно было оборонять от немецкого флота и бомбардировщиков с торпедоносцами, доводить до Мурманска и быстро разгружать — ведь немцы нещадно бомбили и портовые сооружения. «Оборонительная» тактика с «привязкой» к месту, конечно же, сковывала действия нашей истребительной авиации, в то время как летчики Люфтваффе чувствовали себя свободными «охотниками», при этом вражеские бомбардировщики выполняли свою работу обычно в сопровождении истребителей.

Существует несколько версий того, как Мюллер был подбит в небе Заполярья, но вникать в их детали мы не будем. Точно известно одно: 19 апреля 1943 г. Мюллер вылетел в первый и последний раз на новом «Мессершмитте» на боевое задание, которое заключалось в прикрытии группы истребителей-бомбардировщиков, отправленных на бомбардировку аэродрома Ваенга. Согласно наиболее распространенной версии, в завязавшемся воздушном сражении аса сразил младший лейтенант Н. Бокий.

Мы не случайно использовали глагол «подбит», так как мерзавец Мюллер (он же виртуоз) все-таки сумел посадить машину на снег в 8 км восточнее озера Мальярви и попытался на лыжах уйти к своим. (Кстати, вы только представьте себе, что находилось в спинном лацкане его парашюта: маскировочный халат, теплые носки, шоколад, спички и сигареты, а в вещевом мешке — мясные консервы, шоколад, кекс, сигареты, перевязочный пакет. Но и это еще не все: в полет полагались также складные лыжи и палки, ракетница с запасом ракет и пистолет).

Поэтому не удивительно, что когда командир полка капитан П. Сбигнев с техником Соболевским на биплане-самолете По-2 (командование Люфтваффе прозвало этот самолет «русс-фанер»)

подлетел к месту посадки Мессершмитта, то его кабина оказалась пустой, хотя в ней был обнаружен парашют с табличкой, на которой готическим шрифтом красовалось имя немца— «Мюллер». Но главный «вещдок» в виде глубокого следа лыжни находился рядом с самолетом. Что оставалось делать Сбигневу с техником, ведь «русс-фанере» лыж (как, впрочем, и многого другого) не полагалось? К счастью, на нем была рация, благодаря которой он связался с командным пунктом и смог организовать погоню за шустрым асом, подключив к поискам разведчиков с собакой. О «шустрости» немца говорил хотя бы тот факт, что за ночь немец преодолел более 90 км, прежде чем его настигла погоня. По имеющимся сведениям, завидя советских бойцов, Мюллер благоразумно бросил оружие и принял знакомую позу «хенде-хох» (Hande hoch).

По законам военного времени столь знаменитый вражеский летчик непременно должен был пройти через «жернова» контрразведчиков. Однако все их усилия, предпринятые не без традиционных физических приемов, не увенчались должным успехом — клиент при ответах на некоторые вопросы хранил «нордическое» молчание. Тогда контрразведчики решили передать его армейской разведке — Павлу Григорьевичу, вдруг тому «повезет». Эта акция носила скорее ритуальный характер, поскольку контрразведка (как и Москва, благодаря доносам тех же контрразведчиков!) была хорошо осведомлена о недопустимой мягкотелости Сутягина к пленным гитлеровцам. Такой «имидж», с учетом собственных пребываний в плену, Сутягину ничего хорошего не сулил.

Побывав в руках советских контрразведчиков, немецкий ас, мягко говоря, выглядел не очень презентабельно — выдавала сильно «помятая» физиономия. Сутягину, по его словам, подобные методы допроса военнопленных не доставляли удовольствия, и он прибегнул к военной хитрости (тогда слова «инновация» никто еще не знал). Он лично разыскал на одном из эсминцев настоящего цыгана, служившего мотористом. Это была чрезвычайно колоритная личность. Двухметровому акселерату, с бородой чуть ли не до пояса и с серьгой в ухе, по задумке Павла Григорьевича, срочно сшили красную рубаху на выпуск, чтобы придать ему вид законченного киношного палача.

Но и это еще не все. Подчиненные Сутягина притащили кресло наблюдателя со сбитого Фоккера (этот самолет-разведчик называли у нас 'рамой'. Кресло представляло собой фундаментальную конструкцию — широкие подлокотники, высокий подголовник, бронеспинка. При небольшом напряжении фантазии его вполне можно было принять за электрический стул, с учетом того, что к подлокотникам и подголовнику кресла были присоединены толстые электрические кабели, которые уходили в соседнюю комнату. Кресло установили в центре «пыточной» комнаты, а в дверях, скрестив на груди руки, стоял наряженный в красную рубаху цыган. При этом он занимал столько места, что Мюллеру пришлось бы протискиваться мимо него боком — иначе говоря, не заметить асу «ряженого палача» было невозможно.