Профессорская дочка

– Где-то шесть недель.

Внутри проскальзывает тяжелая мысль, что он сейчас заговорит об аборте, даже тошнота подбирается к горлу. Нет, нет, он не такой. Сжав губы, жду ответа.

– Охренеть, – выдает Рома и снова замолкает.

– Скажи ещё что-нибудь, пожалуйста, – прошу его, – а то я начинаю нервничать.

Он усмехается, качая головой, тянется ко мне и целует.

– Дуреха, – говорит тихо. – Чего ты боишься? Я люблю тебя, и я счастлив, правда. Просто все это неожиданно. Мы даже не женаты.

– Ну дело же не в этом… – начинаю, но он сразу хмурится.

– Ребенок должен жить в нормальной семье, – говорит строго, а я представляю, как то же самое он говорил Кристине. Наверное, Рома понимает это, потому что смягчается.

– Прости, Аль, – снова целует, – я просто обескуражен. И хочу, чтобы у ребенка было самое лучшее.

– Самое лучшее у него уже есть. Ты и я.

Рома смотрит с улыбкой, внимательно так, словно то, что он слышит, ему если не странно… то непривычно. И снова мне вспоминается Кристина. Примеряет ту ситуацию на эту? Впрочем, это бессмысленно. Ведь у нас все по-другому, от начала и до конца.

– Спасибо, Аль, я счастлив, – говорит вдруг Рома и целует в висок.

Я прикрываю глаза, на которые непонятно по какой причине наворачиваются слезы. Последнее время со мной такое частенько, наверное, гормоны. Глажу Ромины руки, наслаждаясь нашей близостью. Боже, как же я счастлива, даже подумать страшно.

После маминой смерти я и мечтать о таком не могла. Думала, буду как-то жить, день за днём, день за днём… они сложатся в года и пройдут. А теперь за каждое мгновенье хватаюсь, потому что в нем – счастье. В улыбке, взгляде, поглаживании, оброненном невзначай слове… во всем, что окружает меня, – счастье. И теперь во мне тоже – наш с Ромой малыш.

Слезы всё-таки стекают по щекам, а я сильнее прижимаюсь к любимому мужчине. Теперь я знаю точно: все приходит вовремя, если ты умеешь ждать.