Программа замещения

– Сам-то тебя уже спрашивал, – хитро взглянул на Егора Филипп одним глазом и, подражая интонации начальника, затараторил: – Заказчик ждет неожиданных решений, с каждым новым тра-та-та, прибавляя скорость, мы приближаем тру-ту-ту.

Егор улыбался шутке Фили и смотрел мимо него, продираясь сквозь свои мысли, перед ним маячила белая пластмассовая папка в руках отца, по которой медленно стекали слезы. Неожиданно прервав показательные выступления друга, он взглянул прямо в его уже полностью затекший глаз и произнес, почти не заикаясь:

– Съезжаю я с Ал-линкой, Филя! Больше сил моих нет на это с-с мотреть! Батя почти не выходит из с-своей комнаты, все якобы с матерью разговаривает: то к-кормит ее фантом, то что-то ей выговаривает, то прощения просит и п-плачет. Говорит: «Не могу ее отпустить. П-программу можно еще на три месяца продлить, а там если добро дадут, то и навсегда в ней остаться, а лучше с Машкой в-ввместе и помереть. Ты не понимаешь! Она н-настоящая передо мной стоит, я ее в-волосы гладить могу, в глаза ее серые заглянуть, за руку взять и ладонь ее почувствовать. Это невероятно! Мне теперь никто не н-нужен! Мы теперь друг для друга: я – для нее, она – д-для меня!»

Егор замолчал. Снял очки и стал долго и тщательно протирать их салфеткой для чистки монитора.

– Да, Смиля, тебе не позавидуешь! Тяжело вам! Столько сразу навалилось! С Алиной твоей вон что творится! Шутка ли, смерть ребенка пережить! Могу себе представить, какой спектакль перед твоими глазами каждый день разыгрывается. Как в нашем драматическом, только жанр наверняка определить трудно, драма или трагедия. Жалко Семеныча, конечно, но если ему так лучше, если у него снова смысл жизни появился, так это же здорово! Съезжайте с женой и не парьтесь! Пусть он живет своей жизнью, а вы своей! Тем более тебе Алину лечить надо! Я тебе, когда ноуты домой закидывал, она мне двери открывала. Да… Глаза побитой собаки, руки, как плети, вдоль туловища висят, а шейка такая то-о-нкая. Посмотрела сквозь меня, кивнула, мол, поняла, а у меня от жалости заныло под ложечкой. Пока, говорю, а сам по лестнице вниз, как припустил.

Филя замигал здоровым глазом и, чтобы не смотреть на и так расстроенного друга, стал изучать стопку бумаг, лежавшую на рабочем столе. В комнате стало тихо и только шум улицы врывался в приоткрытое окно.

– Да она т-три месяца в больнице провела! Вроде вначале л-лучше было, плакать п-перестала, есть начала, хоть крохи, но все-таки. Да и со с-сном наладилось. – Егор передвинул стопку бумаг слева направо, затем взяв лежавший перед ним карандаш, открыл свою записную книжку и стал в ней что-то подчеркивать. – А когда вернулась, стала на новую б-батину жизнь внимание обращать, задумываться. Отец-то с «матерью» дни напролет в-воркует, с Алиной – ни полслова. Она обед приготовит з-зовет его, а он то «не могу сейчас, мы с Машенькой ф-фильм смотрим», то «спасибо, Маше жирного нельзя; я ей с утра к-курочку запек. Хочешь? Угощайся!» Я в офисе тут д-день-деньской п-пропадаю, а Алина наслушается, н-насмотрится и снова себя из-зводить начинает. Сегодня вот к в-врачу собиралась, – Егор вздохнул, продолжая заштриховывать клеточки в открытом блокноте.

Сумерки заполняли офисные окна, и свет автоматически зажегся во всех четырех углах просторного бюро. Филипп присел у рабочего стола друга и подхватил крайний металлический шарик на маятнике Ньютона, затем оттянул его и тут же отпустил. Шар, подвешенный с другой стороны ряда, тут же заколебался… Ритм и звук двигающихся сфер создавали эффект расслабления. Сувенир, который однажды притащил Левин, привносил атмосферу особой гармонии и помогал приводить мысли в порядок.

Егор закрыл блокнот, молча наблюдая за мерным покачиванием крайних шариков, воздействующих гипнотически, они изящно продолжали свой долгий танец.

Уходить не хотелось, как и говорить. Двигаться не хотелось и думать также. Хотелось только неподвижно сидеть, ощущать присутствие друга, впитывать тишину и бесконечно молчать.

* * *

Кафе «Сандал» на девятом этаже с трех сторон огорожено стеклом, на котором изображены закаты над озером, высокие сосны и тонкие карельские березки, сиденья выглядят как поросшие мхом каменистые берега. Сотрудники Центра «Мы с тобой» негромко беседовали за уютными столиками, отхлебывали всегда горячий кофе, наслаждались отменным чаем и хрустящими булочками.

Крещенский стремительно вошел в кафе, чем немного удивил сидящую там публику, бросил пальто на кожаное сиденье рядом, поставил черный портфель у своих ног и, вынув из верхнего кармана стильного пиджака маленькую расческу, провел несколько раз по густым волосам. Знакомая официантка уже приближалась к его столику, одной рукой поправляя на ходу длинный, свисающий почти до самого пола темно-синий фартук из грубого сукна, а другой – трогала прическу.

– Добрый день, Виктор Арнольдович! Будем отдыхать или снова деловая встреча? – улыбаясь, поинтересовалась она.