Прогулка средь могильных камней

7. Мари Готтескайнд было двадцать восемь лет и она работала замещающим учителем в начальных классах школ Нью-Йорка. На три дня, включая и день похищения, она была принята учителницей в четвертый класс школы в Риджвуде. Примерно такого же роста, как Франсин Кури, и на пару килограммов тяжелей. Светлокожая блондинка, в отличие от темноволосой и смуглой Франсин. Фотографий в деле не имелось, кроме сделанных в Форест Парке, но из показаний ее знакомых можно сделать вывод, что Мари Готтескайнд была привлекательной женщиной.

Имелись и отличия. Мари Готтескайнд не была замужем. Она несколько раз встречалась с преподавателем, с которым познакомилась на предыдущей работе, но их взаимоотношения не получили развития, а его алиби на момент ее смерти совершенно бесспорно.

Мари жила с родителями. Отец, бывший слесарь-паропроводчик, на пенсии по инвалидности вследствие производственной травмы, занимался мелким бизнесом на дому. Заказы по почте. Мать помогала отцу вести бизнес, а также подрабатывала на полставки бухгалтером на нескольких предприятиях в районе. Ни Мари, ни ее родители не имели накаких связей с наркомиром. Не были они и арабами. Финикиянами, впрочем, тоже.

Было в деле, естественно, и заключение медэкспертизы. Весьма обширное. Смерть наступила в результате множественных ножевых ранений в области груди и живота, каждое из которых по отдельности было смертельным. Признаки многократного изнасилования, следы спермы в заднем проходе, во влагалище, во рту, а также в одной из ножевых ран. В результате замеров выявлено, что раны наносились двумя различными ножами, предположительно кухонными, причем лезвие одного длиннее и шире другого. Анализ спермы показал, что насильников было как минимум двое.

Помимо ножевых ранений на обнаженном теле имелись множественные гематомы, свидетельствующие о том, что жертва подверглась избиению.

Наконец, — я это пропустил при первом прочтении — в акте медэкспертизы указывалось, что большой и указательный пальцы на левой руке жертвы были отрублены. Оба пальца извлечены: указательный из влагалища, большой — из прямой кишки.

Мило.

Досье произвело на меня удручающее впечатление. Именно поэтому я, скорее всего, и пропустил в первый раз запись о пальцах. Описание нанесенных женщине ран, из чего отчетливо вырисовывается картина последних моментов ее жизни — это больше, чем мог воспринять мозг нормального человека. Прочие протоколы содержали опрос родителей и сослуживцев, рисовали портрет живой Мари Готтескайнд, а акт медэкспертизы превращал ее в кусок мертвой и жестоко обезображенной плоти.

Я сидел на кровати, совершенно обессиленный и вымотанный прочитанным. И тут зазвонил телефон. Я поднял трубку и услышал знакомый голос.

— Ну, так что, Мэтт?

— Привет, Ти-Джей.

— Как дела? Ну и тяжело же тебя достать, старик. Все нет и нет, шляешься где-то, дела делаешь.

— Я получил твое послание, но ты не оставил телефона.

— А у меня его нету. Будь я пушером, имел бы бипер. Тебе бы это больше понравилось?

— Будь ты наркодельцом, имел бы сотовый телефон.

— Ну, ты скажешь. Будь у меня здоровая тачка с телефоном, я бы в ней сидел, думал бы большие мысли и валял большие дела. Мужик, повторяю, тебя трудно достать.

— А ты что, Ти-Джей, несколько раз звонил? У меня только одно сообщение.

— Ну, я не каждый раз трачу четвертак.

— Ты о чем?

— Ну, понимаешь, я просчитал твой телефон. Это как автоответчик, который включается на третий или какой там гудок. Чувак у тебя внизу, он хватает трубку только после четвертого гудка. А поскольку у тебя одна комната, ты хватаешь трубку не позже третьего, разве что сидишь в ванной или еще где.

— И ты после третьего гудка бросаешь трубку.

— И экономлю четвертак. Если не хочу оставить послание. А на фига оставлять больше одного? Ты приходишь домой, обнаруживаешь кучу записок и думаешь «этот Ти-Джей, он небось взломал счетчик автостоянки, раз не знает куда девать четвертаки.»

Я рассмеялся.

— Так ты вкалываешь?

— Вообще-то да.

— Крупное дельце?

— Достаточно.

— А для Ти-Джея нет кусочка?

— Да вроде не вижу пока.

— Мужик, плохо смотришь! Чего-нибудь-то есть точно. Восполнить четвертаки, что я просадил, тебе названивая. А чего за дельце-то, кстати? Не супротив мафии, часом?

— Боюсь, что нет.

— Рад слышать, потому что эти псы смердят, Пат. Сморел «Крестного?» Мужик, они смердят. Ох, черт, время кончается.

Послышалась запись. Требовали пять центов за минуту разговора.

— Дай номер, я тебе перезвоню, — предложил я.

— Не могу.

— Номер автомата, с которого говоришь.

— Не могу, — повторил он. — Нету его. Они их поснимали со всех автоматов, чтобы пушеры не могли получать обратных звонков на них. Нет проблем, у меня есть мелочь. — Послышался писк, когда Ти-Джей опустил очередную монетку. — Только пушеры, они все равно имеют автоматы, у которых знают номера, так что у них дело идет. Только если кто-то вроде тебя хочет прозвонить кому-то вроде меня, не может этого сделать.

— Блестяще.