Читаем Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"! полностью

В дружинах древних викингов были особые воины, "берсерками" их называли. Один на ладью. Когда предстояло тяжёлое сражение, то такой воин принимал внутрь порцию гриба-галлюциногена, раздевался до пояса, брал в руки двуручный меч с названием "брагмар" и устремлялся в самое тяжёлое место битвы. Вид берсерка был ужасен тем, что все бьющиеся были в доспехах, как-то защищали тела, и только берсерк — голый по пояс! Это и пугало врагов.

Берсерк рубил всё, что двигалось! Рубил без остановки и передышки! В такие минуты сигналы "свой/чужой" им не воспринимались, он видел только шевелящуюся массу людей, кою нужно рубить. Это была машина для убийств. За время битвы берсерк истощался настолько, что часами лежал в беспамятстве.

— И у Кузьмы Петровича имелось многое от "берсерка". Если древнему викингу для входа в беспамятство нужен был гриб, то Кузьма обходился без грибов: ему хватало указаний "вышестоящих товарищей".

И вот он, финал! Отработавшие срок внутренности, не желающие сгибаться колени и третьи шейные позвонки, кои не дают голове повернуться в нужную сторону! И всё это в окружении врагов! "Где же вы теперь, друзья-однополчане?" те, кто лишал жизни "вражеских приспешников" под его руководством? Те, кто и до сего дня не обременён грузом с названием "совесть"?

Другие, в отличие от Кузьмы Петровича, менее почитаемые, простые рядовые, не требуют от президента новых тазобедренных суставов из титана, не жалуются на свои немощи и не просят защиты организмам от иностранцев. И живут в берлогах. Не "герои" потому что. Разные они. Кузьма Петрович имел одну цель в жизни: прожить каждую свою минуту хорошо! и только свою минуту, а чужие минуты его никогда не волновали.

— Лапердосова пожалеть следует! "Посочувствовать". "Выразить".

— Оно, конечно, можно такое сделать, но беда в том, что сочувствия со стороны он примет, как обязательное. Ты всегда обязан "выражать признательность", "он его заслужил". И после физической кончины всё едино "должен трепетать перед светлой памятью о нём". Сегодня основное назначение у Кузи — принимать потоки состраданий, а так же верить в них, или сомневаться. И есть ли желание сочувствовать Лапердосову? Вот что главное!

Родина пока не знает способов, как "защитить своего сына от нападок противных иноземцев", но она обязательно что-нибудь придумает. Она не допустит, чтобы чаша весов, к которой сегодня плотно прилипла старая задница Кузьмы Петровича, опустившись вниз, крепко приложилась к булыжной мостовой "славного города Риги"!


Глава 52.

Предвоенные застолья.


Был у отца и ещё друг по работе на городском "электрическом транспорте". Глубоко верующий человек, и думается, что дружба отца с ним держалась единственно на твёрдой вере в бога. Помню их долгие беседы о "вышнем", но что они обозначали — смысла разговоров тогда не понимал. И всегда, когда друг приходил к отцу, то, сообразуясь с "Правилами приличного поведения гостя", приносил "белую головку". Помню одно такое застолье.

Если войну остановить не могу, то отодвинуть её от себя на время действия алкоголя — в моих силах. Водка паниковать не позволяла. Что было терять двум неимущим людям? Какие блага терять в прошлой жизни?

"Отцы-командиры", откажитесь от роли "бескорыстных дураков"! Делайте своих подданных настолько богатыми, чтобы они и без ваших понуканий шли на защиту своих богатств! Помните: нищему защищать нечего, нищий не станет умирать за чужие блага! Нищего не тронет призыв "защищать родину"!

Встреча друзей происходила на кухне, и что она может оказаться последней — друзья об этом не думали. Помех застолью в лице матери не было, и они уселись за кухонный стол. Разложили нехитрую закуску из "анчоусов", хлеба и зелёного лука. "Анчоусы" — только моё, неправильное название любимой монастырскими пролетариями хамсы, выловленной в неизвестном водоёме. "Морепродукт" имел и другое обозначение: "на рупь — сто голов".

Интересно было наблюдать за процессом вскрытия водочной посудины: "открыватель" брал в руки бутылку "и на его лице появлялось вожделение". Затем сильно, бурно и со страстью, встряхивал емкость, направлял "выходом" в пол и, держа за "горло" левой рукой, правой ладонью крепко били в донце!

Сегодня знаю, что он делал тогда: устраивал "гидроудар". У больших специалистов пробке хватало одного "гидроудара" и она открывала путь к вожделенному напитку. Способность "пробочных вышибал" высоко ценилась в среде пьющих и таким наливали из "уважения к таланту". У отца не получалось вскрытие ни с первой, ни с третьей попытки, и когда такой "конфуз" случался, то друг тут же отбирал посудину с напитком и блестяще совершал операцию по её вскрытию. Не понимаю и до сего дня: если у хозяина не получается "классическое вскрытие", то за каким хреном допускаешь его до "операции"!? Почему, если у тебя она получается лучше, самому её не выполнить?

— А уважение к хозяину где?

Пиршество не могло иметь место в присутствии матери, а мать работала на "подёнке". Беседа начиналась после первой стопки и состояла из обсуждения текущих событий:

— Как жить-то дальше будем?

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза