Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"!

Комендант имел привычку забивать лагерников насмерть. Доставлял себе "удовольствие", но поскольку это всё же Европа, то на каждый случай смерти заключённого составлялся акт с подписью лагерного врача. Нельзя убивать без акта! И женщина взбунтовалась:

— Ты людей убиваешь, а я должна прикрывать тебя липовыми актами? Не будет этого! — время-то военное, а она-то всего врач из русских, сама на "птичьих правах"!

И опять странность: начальник лагеря, этот образец беспредельного могущества и власти во вверенном лагере, это воплощение силы "нового порядка", отступил! Мог комендант применить власть к взбунтовавшейся русской врачихе и что угодно с ней сделать, но почему-то не применил? Приспешница, никто по сути, но комендант ничего с ней не сделал! Испугался? Чего? И в Гестапо не таскали на предмет "усмирения". Вообще никто и ничего не сказал взбунтовавшейся русской медичке по теме её протеста! В паре с ней работал немецкий врач, и настолько пришёл в восторг от смелости русской коллеги, что, не раздумывая, предложил ей "руку и сердце"! Она не отказала, и всё это случилось в Руре в "грозном пламени войны".

Что сегодня думаю о Гестапо? Рядовая организация, но дураки там не держались.

— Главное: они туда не попадали. Убивали в Гестапо? Убивали! Сегодня в рядовом отделении вашей милиции могут убить проще и скорее, чем в Гестапо времён войны.

— А что делать? Пьяная сволочь из "своих", изрыгающая хулу на милицию, не должна рассчитываться за хамство рёбрами?

— Пустое и бесполезное занятие: бить пьяных дураков. Они даже не осознают, что они дураки, психика у них "сдвинута". И те, кто бьёт "сдвинутых" — не лучше. Картина "двойного заболевания".

— Как это понимать: "двойное заболевание"?

— Просто: пьяная скотина изрыгает хулу на защитников порядка? Изрыгает! А это болезнь. Когда получает от работника "сдачу" — и это заболевание. Что в итоге?

— Ничего! Взаимное удовлетворение.

— В "воспитательных целях" хулителям отбивают бока, а в итоге все довольны…

Глава 94.

Городской сквер зимой 43 года.

Прогулку в зиму сорок третьего мне хочется закончить грустно и с последствиями: как-то вырвавшись из домашнего заключения, а это было солнечным утром, радуясь жизни и, естественно, не задумываясь, я двинулся в город. Улица, по которой меня несли ноги, была с уклоном в город, поэтому процесс несения тела собственными ногами был лёгким и свободным. На ногах были валенки сестры. Она сидела дома потому, что курс обучения грамоте в школе закончился, и валенки на тот момент ей были не нужны. За одно проводились "ходовые испытания" нового зимнего пальто из немецкого шинельного сукна, но на русской вате.

Да простит меня читатель, если таковой найдётся, но гимн пальто, у которого "верх" был из серовато-зелёного сукна от немецкой солдатской шинели, а всё остальное — советское — пропою! Если где-то и повторюсь в славословии простому, но необходимому предмету гардероба, то такое совершу по причине неумения излагать мысли. В написании гимна пальто за помощью к бесу обращаться не буду.

Как могла попасть немецкая солдатская шинель с дыркой от пули к оккупированным "советским" гражданам? Её украли? Сняли с убитого? Мародёрство? Или живые оккупанты от неё избавились потому, что она не защитила владельца, и никто другой уже не хотел ею пользоваться по мистическим причинам? Не знали, что шинель с дыркой от пули приобрела волшебные свойства? Почему среди оккупантов не нашлось ни единого, кто знал бы, что две пули в одну шинель никогда не влетают? И если враги избавились от шинели сознательно, то как? Отдали за "данке шёен? Продали? Пропили? И если пропили, то, за какое количество бутылок самогона русского изготовления? И какого качества был самогон? "Первач"? "Свекольничек"?

Вопросы, вопросы…настойчиво и мощно откуда-то приходят, и никто не ограждает от них… Даже бес временами бывает бессилен.

Ещё одно достоинство пальто, кроме прямого назначения согревать моё тщедушное тело, заключалось в том, что ни у меня, ни у родителей никто не спрашивал:

— А где это вы таким сукнецом разжились!?

Быстро добрался до центра города: катиться под гору всегда легко. Улица входила к центру города.

В центе — скверик, он и сегодня на том месте. И на подходе в сквер я увидел страшную картину: на деревьях висели люди!!!

Вот оно, начало того, о чём со страхом говорили обитатели монастыря в начале войны: немцы приступили к делу, на выполнение которого и пришли в город! Начали вешать с центра, а как скоро доберутся до монастыря — об этом думать не мог. Нечем было думать, на месте "думалки" был страх с каплями утешения: "если начали с центра, то до монастыря не скоро доберутся, между сквером и монастырём длинная улица с домами! До нас им нужно будет перевешать жителей целой улицы! Не завтра меня повесят, время есть"!

Это были первые и последние повешенные, которых я видел.