Происхождение человека и половой отбор

Между натуралистами существуют значительные разногласия относительно цели пения у птиц. Немного существовало наблюдателей, более тщательных, чем Монтегю, а он утверждал, что «самцы певчих и многих других птиц обыкновенно не ищут самок, но, напротив, их дело весной состоит в том, что они садятся на каком-либо видном месте и испускают полной грудью любовные ноты, которые самка инстинктивно узнает и является к этому месту выбирать себе друга»[770]. Мистер Дженнер Уир сообщает мне, что это, несомненно, справедливо в случае соловья. Бехштейн, державший птиц всю свою жизнь, уверяет, что «у канареек самка всегда выбирает лучшего певца и что на воле самка вьюрка выбирает из сотни самцов того, чья песня ей наиболее нравится»

[771]. Не может быть сомнения, что птицы внимательно слушают пение друг друга. Мистер Уир рассказывал мне случай с одним снегирем, которого выучили насвистывать немецкий вальс и который был такой хороший исполнитель, что стоил десять гиней; когда этого снегиря в первый раз поместили в комнату, где содержались другие птицы, и он начал петь, то все прочие, около двадцати коноплянок и канареек, уселись на ближайшей к певцу стороне своих клеток и слушали с величайшим интересом нового исполнителя. Многие натуралисты полагают, что пение птиц есть почти исключительно «следствие соперничества и соревнования» и что оно не имеет целью пленять их подруг. Такое мнение высказывали Денс Баррингтон и Уайт из Селборна, которые специально занимались этим вопросом[772]

. Впрочем, Баррингтон допускает, что «превосходство в пении дает птицам удивительное преобладание над другими, как хорошо известно птицеловам». Несомненно, что между самцами существует сильнейшее соперничество в пении. Любители сводят иногда своих птиц, чтобы посмотреть, которая будет петь дольше, и мистер Яррел говорил мне, что первоклассная птица поет иногда до тех пор, пока не упадет почти замертво или, по Бехштейну[773], совсем мертвой, вследствие разрыва сосуда в легких. Какова бы ни была причина, но самцы птиц, как я слышал от мистера Уира, часто внезапно умирают в пору пения. Ясно, что привычка петь иногда совсем не зависит от любви, потому что бесплодный гибрид канарейки пел, судя по описаниям

[774], глядя на самого себя в зеркало, и затем бросился на свое отражение; он также нападал с яростью на канарейку-самку, когда ее посадили в ту же клетку. Птицеловы постоянно пользуются чувством ревности, возбуждаемым у птиц актом пения: они прячут и укрывают самца, умеющего хорошо петь, а чучело птицы, окруженное прутьями, намазанными клеем, выставляется на вид. Таким способом, как сообщает мне мистер Уир, один человек поймал в течение одного единственного дня пятьдесят, а в другой раз семьдесят зябликов-самцов. Уменье и наклонность петь так различны у птиц, что, хотя цена обыкновенного зяблика-самца не более шести пенсов, мистер Уир видел одного, за которого птицелов просил три фунта; испытание настоящего хорошего певца состоит в том, что он будет продолжать петь, в то время как хозяин вращает клетку вокруг своей головы.

Нет ничего несовместимого в том, что самцы птиц поют из соревнования так же, как с целью очаровывать самок, и следует ожидать, что эти обе привычки будут существовать рядом, как существуют вместе привычки щеголять и драться. Однако некоторые авторы уверяют, что песня самца не может служить для очарования самки, потому что самки немногих видов, например, канарейки, зорянки, жаворонка и снегиря, особенно в состоянии вдовства, по замечанию Бехштейна, сами поют довольно мелодично. В некоторых из этих случаев привычка к пению может быть отчасти приписана тому, что этих самок кормили очень сытно и содержали в неволе[775]

, потому что это нарушает все обычные отправления, связанные с воспроизведением вида. Было уже приведено много примеров частичной передачи вторичных мужских признаков самкам, так что нет ничего удивительного в том, что самки некоторых видов обладают способностью петь. Утверждали также, что песня самца не может служить для прельщения, потому что самцы некоторых видов, например, зорянки, поют осенью[776]. Но нет ничего обыкновеннее у животных, как находить удовольствие в проявлении любого инстинкта, которому они в другие времена следуют ради какого-нибудь действительного блага. Как часто видим мы птиц, носящихся, скользящих и парящих в воздухе очевидно ради удовольствия. Кошка играет с пойманной мышью, а баклан с пойманной рыбой. Птица-ткачик (Ploceus), заключенная в клетку, развлекается тем, что аккуратно вплетает травинки между проволоками клетки. Птицы, имеющие обычай драться в пору размножения, обыкновенно готовы драться во всякое время, и глухари иногда токуют осенью на обычных местах сборища[777]. Поэтому нисколько не удивительно, что самцы птиц продолжают петь для собственного удовольствия после того, как пора ухаживания миновала.