Происхождение фашизма

Гигантское разнообразие экономических и политических условий, крайнее несоответствие темпов развития разных стран, как отмечал В. И. Ленин, было органично связано «с бешеной борьбой между империалистическими государствами»^{14}. Их острое соперничество за «место под солнцем», а также развитие рабочего движения обусловили нарастание милитаристских тенденций. Содержание постоянных армий, втягивающих в орбиту военного обучения миллионы людей, создание крупного военно-промышленного потенциала заметно увеличили удельный вес милитаризма в капиталистическом обществе, придали ему качественно новые черты. «Современный милитаризм, — писал В. И. Ленин, — есть результат капитализма. В обеих своих формах он — «жизненное проявление» капитализма: как военная сила, употребляемая капиталистическими государствами при их внешних столкновениях («Militarismus nach aussen», как выражаются немцы) и как оружие, служащее в руках господствующих классов для подавления всякого рода (экономических и политических) движений пролетариата («Militarismus nach innen»)»

^{15}.

Громадные масштабы милитаризм принимает прежде всего под прямым воздействием процесса монополизации экономики. В области военного производства возникают гигантские монополии, неразрывно связанные с государством. Эти первоначальные проявления государственно-монополистического капитализма в известной мере предвосхитили создание современного военно-промышленного комплекса. Вот что писал о французском военном концерне «Крезо» видный либеральный ученый Г. Хальгартен: «Любимой вотчиной этой фирмы было военно-морское министерство, которое благодаря своей структуре размещало среди промышленников самые «жирные» заказы. В последних недостатка не было. Об этом заботились многие люди, близкие к концерну, в том числе два брата Клемансо»^{16}

.

Даже в Англии, где монополистические и государственно-монополистические тенденции до первой мировой войны по сравнению с другими странами были выражены более слабо (сказывались последствия многолетней торгово-промышленной гегемонии), в военной промышленности возникли могущественные монополии, тесно связанные с государством. «Морские вооружения Англии, — отмечал В. И. Ленин, — особенно велики. Судостроительные заводы Англии (Викерс, Армстронг, Броун и др.) пользуются мировой известностью… А в качестве акционеров и директоров предприятий судостроительных, пороховых, динамитных, пушечных и т. д. мы видим адмиралов и знаменитейших государственных деятелей Англии из обеих партий: и консервативной, и либеральной»^{17}.

Не ограничиваясь связями с государственным аппаратом своих стран, военные монополии, по словам К. Либкнехта, образовали «кровавый интернационал торговцев смертью». Они как бы подстегивали друг друга, чем больше оружия производилось за границей, тем больше нужно было выкачать средств на производство вооружений в собственной стране.

Не без основания в глазах множества людей во всем мире олицетворением военного бизнеса стали немецкие пушечные короли Круппы. Автор обширной книги об этой династии — американский публицист У. Манчестер так рисует лагерь торговцев смертью накануне первой мировой войны: «Торговцы оружием во всех странах включились тогда в безудержную гонку, устремляясь к незаметной для них пока пропасти, и Густав Крупп вместе с другими оружейниками — Шнейдером, Шкодой, Мицуи, Виккерсом и Армстронгом, Путиловым, Терни и Ансальдо, Бетхлемом и Дюпоном — быстро приближался к этому финишу. Между Круппом и остальными была только та разница, что Крупп вырвался вперед и вел за собой всю стаю хищников»^{18}

.

«Что хорошо для Круппа, то хорошо и для Германии» — этот мотив в самой разнообразной аранжировке звучал во время прений в рейхстаге (недаром у Круппов имелся тайный избирательный фонд для поддержки своих фаворитов), со страниц буржуазной прессы. Не были забыты и университетские аудитории, где сохранялись еще остатки либерального духа. Чтобы выветрить его, директорат крупповского концерна оказывал финансовое содействие профессорам, проповедовавшим милитаристские идеи.

Крупповский концерн (как и его собратья в других странах) отнюдь не являлся «одиноким волком» в сфере большого бизнеса. Г. Хальгартен подчеркивает, что «тяжелая промышленность с самого начала была неразрывно связана с военной промышленностью даже и тогда, когда обе эти отрасли не представляли собой единого целого»^{19}. Магнаты тяжелой индустрии и пушечные короли энергично подталкивали развитие милитаризма как во внешней, так и во внутренней его форме.

Милитаризм служил постоянной опорой для авторитарно-диктаторских устремлений внутри господствующих классов, нагнетал атмосферу националистическо-шовинистического угара. Он готовил кадры, способные на любые преступления. Не случайно почти вся фашистская «элита» в той или иной мере прошла казарменную школу милитаризма. Исторические судьбы фашизма и милитаризма неотделимы друг от друга.