Происхождение гениальности и фашизма

Эволюция грустно вздохнула, но снабдила и ею. На всякий случай отмерив раз в пять больше необходимого.

Если бы homo формировало «розовое» пространство, где живность бренчит на арфах и шлет друг другу воздушные поцелуи, он, конечно, был бы совсем другим.

Но его сотворил мир оскаленный и подлый. Непрерывно жрущий и унижающий друг друга на всех этажах биоценоза.

Шумерское время получило уже полностью готовый продукт. Что-либо менять в нем было уже поздно.

Возможно ли вычислить образ того подлинного человека, который и стал творцом цивилизации?

Легко!

Но для этого необходимо отключить культурологический пафос, снести к черту все мифы антропологов — и спокойно рассмотреть нашего стайного трупоеда, только как обычное животное.

Но!

Зайдем на вопрос несколько неожиданным образом. Так все будет гораздо понятнее.

Для начала нам понадобится кусочек пустыни Калахари, стая пятнистых гиен и умеющий свистеть наблюдатель.

(Наш наблюдатель, разумеется, абсолютно абстрактная фигура.)

В дельте реки Окованго шныряет множество гиенских банд по 20–50 особей. Там же располагаются и их лежки.

Здесь придется двумя словами обозначить главные свойства этих кошкообразных.

Начнем с главного.

Пятнистые гиены, как правило, пятнисты.

По сути, это и все, что надо о них знать.

Но есть и некоторые нюансы, которые тоже могут пригодиться для лучшего понимания не только гиенской, но и человеческой природы.

Языком общения гиен служат звуки, напоминающие хохот доброго шизофреника. А также оскалы и позы.

Впрочем, «хохот» и мимика транслируют лишь самые грубые смыслы.

Нюансы же передаются через ароматы. В районе ануса скомпонованы железы, творящие очень информативную вонь.

Просто приподняв хвостик и чуть поднатужившись, гиена набором запахов декламирует «поэму» о своих страстях и печалях.

Вонь, кстати, превосходный коммуникатор. Убедиться в этом можно на фестивале французских сыров. Сыроделы обмениваются запахами своих изделий точно так же, как гиены продуктами анальных желез. И без слов доводят друг друга до слез или хохота.

Все костедробящие гиениды адски конфликтны.

Пятнистые не исключение. Они вспыхивают и грызутся по любому поводу, но стайность вколочена в их геном. Лишившись общества, они грустят и дохнут.

Что же так связывает этих тварей?

Гиены не оригинальны.

«Клей» их социальности, в основном, сделан из похоти, злобы и страха.

Но важным фактором является и взаимная ненависть.

В этом нет ничего удивительного: чем конфликтнее животные, тем выше их потребность жить вместе.

Ведь скандальность нуждается в постоянной реализации. Тут коллектив незаменим. Только он и дает возможность полноценно и регулярно ненавидеть себе подобных.

Сближает и голод.

В тяжелые времена наличие «ближних» особенно важно, так как «ближний» — самая легкая добыча. А стая — это живой запас еды.

Конечно, собственные малыши — последний пункт в гиенском меню, но иногда дело доходит и до них.

Поясним и связующую роль похоти. По эффективности ее следует все же поставить на первое место.

Сочные вульвы «в ассортименте» — лучший социализатор. Именно их пульсация создает стаи, а очередность «присовывания» творит общественные отношения.

Так или иначе, но глупейшую необходимость болтаться по саванне в поисках «половинки» фактор стаи, в принципе, исключает.

Довольны и дамы. На них всегда нацелен десяток крепких пенисов, и вдовство превращается в мимолетную формальность.

Бесспорно, возможность «присунуть» — это прекрасная «скрепа».

Но! Не хуже разврата связует и страх.

Поодиночке гиены трусливы, а сложив свои двадцать трусостей — легко сжирают льва.

Конечно, падаль лучше. Она не лупит копытами и не огрызается. Рыться мордой в протухших кишках приятнее, чем носиться по пустыне за глупой зеброй.

Но хорошая дохлятина на дороге не валяется. Особенно в Калахари. Группировки грифов и марабу, а также полки термитов частенько осваивают ее раньше гиен.

И пятнистым приходится атаковать антилоп, жирафов, львов, etc.

Завалив добычу, гиены сразу начинают ее есть, не дожидаясь ни смерти жертвы, ни ее «последнего слова».

Да и своих раненых сородичей они никогда не бросают, а доедают на месте.

Наш наблюдатель свистит — и к нему поворачивается (примерно) двадцать гиенских рож.

В желтых пронзительных глазах нет даже намека на самую простую «мысль».

Несмотря на то, что у гиенид есть чему поучиться, никакой «рассудок» в них не просматривается. Эмоции просты. Всеми помышлениями правят голод и раздраженье.

Все объяснимо.

Пятнистые замкнуты в «пожирательно-размножительный» механизм саванны.

Их приспособленность к среде абсолютна. Поэтому нет никакой необходимости добавлять что-нибудь новенькое в их набор рефлексов. И невозможно предположить, что гиенских внуков будет волновать гравитационное линзирование или красота закатов над Окаванго.

А теперь отмотаем время на пару миллионов лет назад.

Мы на том же самом месте. Но теперь перед нам не гиениды, а ранние homo. Наши прадеды.

На тот момент — дно животного мира.

Homo — тоже падальщики. Тоже — свирепые, прожорливые и похотливые.

Все, что было сказано о гиенах, в высшей степени применимо и к ним.