Отправная точка в рассуждениях Исаака лежит в мистицизме махшаба.
Однако, у самого источника его мысли мы сталкиваемся с парадоксом. Идея о Высшем Бытии выражается в двух определениях: одно — это «чистая мысль», и эта идея используется для божественной мысли в неоплатонических текстах, также встречающихся на иврите;[466] а другая, не менее неоплатоническая, «то, что мысль не может достигнуть», ма ше-эн ха-махшаба массегет. Эта неуклюжая фраза выглядит как точная передача греческого акаталептон, или латинского эквивалента, например, incomprehensibilis у Скота Эриугены[467]. Логично будет предположить, что последнее определение склоняется к более высокой степени бытия, чем бытие чистой мысли. Этому соответствуют два утверждения Исаака, указывающие на скрытое подлежащее третьего лица прошлого времени, которое в иврите не имеет специального окончания. В комментарии к Быт. 1 он говорит: «В каждом месте [в Писании], где вы находите просто бара, аса, „он сотворил, он сделал**, знайте, что это [подлежащее] выше чистой мысли» [468]. Но в своём комментарии к Йецира 1:1 он объясняет скрытое подлежащее для глагола хакак: «то, чего мысль не может достичь». Поскольку для Исаака (который ничего не знает об определении Воли как первой эманации) сама махшаба — это первая сефира, тогда то, чего она не может достичь, будет ничем иным как эйн-соф, которое само по себе трансцендентно и скрыто относительно мышления. Чистая мысль будет высшей творческой сферой бытия, тогда как эйн-соф, как Непознаваемое, уже существовало прежде всякой мысли. Вполне возможно, таково и было мнение Исаака, и я не нахожу ничего в его утверждениях, противоречащего такому предположению. Однако, трудность лежит в том факте, что все его последователи, Эзра бен Соломон, Азриэль, Иаков бен Шешет и, прежде всего, племянник Эшер бен Давид, ближайший к нему, отождествляют Непознаваемое, временами открыто, временами неявно, с первой сефирой[469]. Правила простой логики ведут к выводу, что Исаак — это общий источник такого отождествления. Божественная мысль тогда будет тем, что нельзя достичь человеческой мыслью, и потому Исаак использовал бы слово махшаба в разных смыслах: в одном контексте он бы обозначал Мысль Бога, но в выражении «то, чего нельзя достичь мыслью» речь шла бы о человеческой мысли. Однако, во фрагменте своего комментария к Бытию он даже говорит, как мы видели, о том, что выше «чистой Мысли», то есть выше божественной Мысли. Я не могу разрешить эту трудность, не совершив насилия над текстами. Непознаваемое в Боге христианский неоплатоник Скот Эриугена отождествляет с Ничто, из которого выходит всякое творение. Но для самого Исаака и его учеников это Ничто — скорее первая сефира, из которой выходит божественная София. Это идеально соответствовало бы второму толкованию идеи. Ученики Исаака, похоже, осознавали эту проблему, поскольку некоторые из них, как мы лучше всего видели в случае Иакова бен Шешета, понимали под «непознаваемым» первую сефиру в её восхождении вплоть до эйн-соф и в единстве с ней[470].